Конн Иггульден - Поле мечей

Кроме этой, была и еще одна крупная неприятность. Брута очень обидело то обстоятельство, что командование оставшимися в лагере легионами Цезарь поручил Марку Антонию. Конечно, и самого Брута, и Октавиана, как опытных всадников, он хотел видеть рядом, во главе кавалерийского отряда. И все же Марк Антоний не заслужил права быть вторым после самого Цезаря. Такая несправедливость бесила Брута. В ярости он резко повернулся, чтобы навести порядок в рядах Десятого.

— Во имя Марса, держите крепче поводья, а не то я прикажу вас высечь! — крикнул он неумело скачущим легионерам. В тяжелых доспехах они казались еще более неуклюжими и скорее походили на мешки, чем на всадников. Брут в бессильной ярости закатил глаза: вот еще один неумеха слишком сильно наклонился вперед и, потеряв равновесие, с грохотом свалился прямо под ноги лошади.

Конечно, приближение к месту возможного боя выглядело не слишком эффектно. Десятый легион привык к ритму пешего строя, так что красные, вспотевшие и раздраженные воины не имели ничего общего с теми уверенными в себе кавалеристами, которые обычно окружали центуриона.

Октавиан ехал следом и время от времени направлял своего мощного мерина на нестройную колонну, заставляя лохматых лошадок хоть немного держать ряд. Товарищи обменялись понимающими взглядами, и Октавиан широко улыбнулся. Его-то ситуация явно забавляла, однако Брут не видел в происходящем ничего забавного. В эту самую минуту прямо перед ним две лошади каким-то образом сцепились упряжью. Всадники беспомощно дергали вожжи до тех пор, пока испуганные животные не бросились в разные стороны. К счастью, быстрым движением Бруту удалось остановить их. Он удерживал обеих лошадок до тех пор, пока всадники не пришли в себя и не восстановили равновесие. Конечно, от этих людей нельзя было требовать свободы обращения с лошадьми, которая достигалась тысячами часов тренировок, а потому Брут надеялся, что Цезарь остановится на почтительном расстоянии от места встречи и не позволит Ариовисту увидеть, что за всадники его сопровождают. Родившегося в седле не обманешь.

Перед отъездом Цезарь подошел к Бруту. Он заметил холодность друга, а потому хотел успокоить его.

— Тебе придется поехать со мной, — начал он. — Без нашей конной центурии никак не обойтись, а командовать ею можешь только ты. — Юлий подошел ближе и заговорил почти шепотом, чтобы никто не услышал: — И кроме того, если придется принять сражение, лучше делать это без Марка Антония. Он слишком много мнит об этом Ариовисте и его дружбе с Римом.

Брут кивнул, хотя объяснение не слишком его утешило. Ощущение несправедливости осталось: высокий пост отдан другому.

Еще до полудня передовой отряд заметил похожую на человеческую руку скалу и тут же сообщил командованию. Приближаясь к месту встречи во главе своего неуклюжего отряда, Брут заметил впереди стройные ряды всадников — их было несколько тысяч. Очевидно, вождь германцев специально выбирал самое неудобное для кавалерии место — узкую долину с двух сторон зажимали крутые склоны. Та скала, которую называли Рукой, представляла собой самую высокую восточную точку, а западный склон зарос густым лесом. Брут невольно задумался, сколько вражеских воинов прячется за толстыми старыми дубами. Он почти не сомневался, что коварный варвар устроил засаду; оставалось лишь надеяться, что легионеры не угодят в ловушку. Если же вдруг придется отступать, то сделать это можно будет только пешком, бросив лошадей врагу. Иначе всем грозит неминуемая смерть.

Горнисты сыграли сигнал «спешиться» — всего лишь две ноты, о которых всех всадников предупредили еще в лагере. Брут вздохнул с облегчением: оказавшись на земле, воины обрели обычную ловкость и легкость движений.

В седле остались только конные отряды — им предстояло охранять фланги. Легионеры Десятого в самом дурном расположении духа повели галльских лошадок под уздцы. Брут продолжал торопить их, не забывая в то же время напоминать центурионам о необходимости поддерживать порядок. Римский отряд все ближе подходил к горе и к ожидавшему у ее подножия вождю германского племени. Чем ближе оказывался враг, тем больше возрастало напряжение. И вот уже Брут смог разглядеть стоящих людей. Он впервые увидел самого Ариовиста: царь выехал навстречу войску в сопровождении трех приближенных, но на почтительном расстоянии остановился. Юлий взял с собой Октавиана и Домиция; оба молодых человека явно волновались.

Брут в последний раз взглянул на своих воинов.

— Боевая готовность! — предупредил он и поскакал догонять полководца.

За спиной остались нервное ржание лошадей, стук оружия и тихие разговоры легионеров. Впереди ожидали сияние начищенных доспехов товарищей и важная, чрезвычайно серьезная миссия — переговоры с опасным противником. Цезарь опустил забрало шлема, и лицо его мгновенно утратило человеческие черты, превратившись в железную маску.

— Ну, посмотрим, что приготовил нам этот грозный царь, — приглушенным железом голосом, с усмешкой произнес он.

Выстроившись в линию, четверка всадников легким галопом направилась к ожидающему их противнику.

Справа от Ариовиста Юлий сразу узнал Редульфа. Поразительно, но два других воина выглядели так же странно, как и посланник: черепа их тоже выглядели страшно деформированными. Один из спутников короля был обрит наголо, другого же украшала копна густых черных волос. Однако он вовсе не старался скрыть необычную форму головы, и со стороны казалось, что воин побывал в руках какого-то великана, который с силой сдавил его череп. Все германские всадники были бородаты и выглядели весьма угрожающе. Не приходилось сомневаться, что в охрану их назначили за недюжинную силу. С ног до головы их украшали золото и серебро, так что Юлий с изрядной долей тщеславия отметил, что его почетная стража — чемпионы воинского турнира — тоже выглядит весьма впечатляюще. Серебряные латы сияли ярче германских, и римский консул не сомневался, что, дойди дело до схватки, его бойцы не ударят лицом в грязь.

Голова самого Ариовиста выглядела совершенно нормально, на его лбу не было заметно уродовавшего остальных выступа. Густые темные брови и нестриженая борода закрывали почти все лицо, чистыми оставались только лоб и верхняя часть щек. Кожа казалась чрезвычайно бледной, а из-под бровей сосредоточенно смотрели голубые, как у Каберы, глаза. Царь сидел на лошади совершенно неподвижно, словно памятник самому себе, и Юлий, приблизившись, остановился без всякого приветствия.

Вожди молча сверлили друг друга взглядом, и никто не хотел заговаривать первым. Брут окинул внимательным взглядом плотную шеренгу всадников, а потом посмотрел вдаль — туда, где на берегу широкого, мощно несущего серые воды Рейна маячила огромная масса основного войска. Так германский вождь обозначил южную границу захваченных земель. Увидел Брут и два укрепленных лагеря, как две капли воды похожих на римские. Войско стояло не в боевом порядке, однако опытный воин сразу понял, что оно готово в любую минуту собраться и ринуться в схватку. На фоне неба ясно вырисовывались четкие очертания копий. Однако Брут не слишком испугался, ведь каждый закаленный в боях римский всадник прекрасно знал, что невозможно заставить лошадь наступать на плотную стену из щитов, точно так же как невозможно заставить атаковать дерево. Так что, пока легионы смогут держаться тесным строем, им нечего всерьез опасаться армии Ариовиста. И все же вид плотной массы бледных бородатых всадников вселял чувство тревоги.