Роман Почекаев - Батый. Хан, который не был ханом

Некоторые исследователи полагают, что он вернулся в свой улус и начал подготовку к походу на Запад, организуя «подготовительные» набеги на Волжскую Булгарию и кипчаков [Chambers 2001, р. 48; Хрусталев 2004, с. 65}. Ни один источник не подтверждает этих предположений: в связи с набегами на булгар упоминаются лишь военачальники Субэдэй-багатур, отозванный на войну в Китае в начале 1230-х гг., и Кугудэй [Рашид ад-Дин 1960, с. 21; ср.: Черепнин 1977, с. 190] [9] Д. Чамберс называет его «Сунтай» и считает «одним из младших братьев Бату» [Chambers 2001, р. 48]. .

Единственное сообщение о Бату, относящееся к этому периоду, мы находим только в тюркском источнике середины XVII в. — «Родословном древе тюрков» Абу-л-Гази: «Некоторые из государей, имевших свои владения в Китайском государстве, возмутились. Каан [так восточные хронисты традиционно именуют Угедэя. — Р. П.] должен был предпринять поход в ту страну. Он дал повеление, чтобы и Бату-хан был вместе с ним в этом походе. Бату-хан с пятью младшими братьями участвовал в этом походе. Каан, поразив и разорив все те царства, возвратился в Кара-корум» |Абуль-Гази 1996, с. 98].

Как известно, Угедэй не сразу после своего воцарения возглавил монгольскую армию, воюющую в Северном Китае. Согласно «Юань ши», он отправился в Китай в «осенние лунзы» «года гэн-инь» (т. е. осенью 1230 г.), а по сведениям Рашид ад-Дина — и того позднее, в «[месяц] раби 1617г. х.», т. е. в мае 1232 г. [Юань ши 2004, с. 479; Рашид ад-Дин 1960, с. 21]. Если отнестись с доверием к сведениям Абу-л-Гази, то получается, что Бату находился при Угедэе в Каракоруме, а затем сопровождал его в походе против Цзинь, пока великий хан, получив известие о гибели чжурчженьского императора Мо-ди в 1234 г., не счел войну завершенной и не возвратился домой. Этой позиции придерживаются, в частности, Г. Е. Грумм-Гржимайло и И. О. Князький, хотя прямо и не ссылаются на сведения Абу-л-Гази [Грумм-Гржимайло 1994, с. 101; Князький 1996, с. 72].

Е. И. Кычанов, напротив, высказывает сомнение по подводу участия Бату в китайской кампании. Основным его аргументом является то, что в китайских источниках (в первую очередь в «Юань ши») нет жизнеописания Бату — в отличие от многих деятелей (причем не только Чингизидов), участвовавших в китайской кампании и удостоившихся отдельных жизнеописаний [Кычанов 1999, с. 169]. На мой взгляд, отсутствие жизнеописания Бату в китайских хрониках позволяет однозначно сделать лишь один вывод: Бату во время китайской кампании никак себя не проявил. То есть он не командовал войсками — в отличие, например, от его двоюродных братьев Гуюка и Мунке — и не совершал подвигов надполе брани. Вероятно, он сопровождал дядю-хагана, находясь в его свите и не принимая активного участия в боевых действиях. Кроме того, в «Юань-ши» нет биографии ни одного правителя Улуса Джучи, так что Бату в этом отношении не является исключением. Наконец, нам неизвестен ни один источник, который бы прямо или косвенно опровергал сведения Абу-л-Гази — например, сообщающий, что Бату в эти годы воевал в Поволжье.

Имеется косвенное свидетельство возможности пребывания Бату в Китае — средневековый китайский рисунок, на котором, как принято считать, изображен наследник Джучи. Время его создания точно не установлено, но выполнен он в китайском стиле, а сам Бату изображен на нем совсем молодым человеком. Можно предполагать (пока не будет установлено обратное), что портрет этот был создан во время его пребывания в Китае.

Таким образом, информация одного письменного источника (притом более позднего) и одно косвенное подтверждение в виде китайского рисунка позволяют предположить, что Бату в 1230-1234 гг. участвовал в китайском походе, находясь при своем дяде Угедэе, а затем вместе с ним же вернулся в Монголию и принял участие в новом курултае, на котором среди прочих вопросов решалась и дальнейшая судьба его собственных владений.

Разные, независимые друг от друга источники сообщают, какую задачу ставил Чингис-хан перед собой и своими преемниками — создание мировой империи, установление в ней единой власти и единых законов. Так, например, в послании к китайскому даосскому патриарху Чан-чуню, датируемом 1223 г., Чингис-хан заявляет: «На юге Суны, на севере Хой хэ, на востоке (?) Ся, на западе варвары — все признали мою власть...», а в следующем послании: «Я употребляю силу, чтобы достигнуть продолжительного покоя временными трудами» [Си ю цзи 1995, с. 354, 356]. Автор «Сокровенного сказания» вкладывает в уста Чингис-хана следующие слова: «...я, будучи умножаем, пред лицом Вечной Небесной Силы, будучи умножаем в силах небесами и землей, направил на путь истины всеязычное государство и ввел народы под единые бразды свои» [Козин 1941, § 224]. Отразили монгольскую идею покорения мира и западные авторы, в первую очередь — папские посланцы к монголам. Так, Бенедикт Пеляк сообщает, что «он [Чингис-кан] также установил, чтобы [тартары] покорили все земли мира, и не заключали бы мира ни с кем, разве только те сами открыто и безоговорочно не сдадутся им...» [Ц. де Бридиа 2002, с. 117]. Иоанн де Плано Карпини, в свою очередь, пишет, что «установление состоит в том, что они должны подчинить себе всю землю и не должны иметь мира ни с одним народом, если только он не подчинится им...» [цит. по: Христианский мир 2002, с. 342]. Русский архиепископ Петр заявлял на Лионском соборе, что «намерены они подчинить себе весь мир, и было им божественное откровение, что должны они разорить весь мир за тридцать девять лет, И утверждают они, что [как] некогда божественная кара потопом очистила мир, так и теперь всеобщим избиением людей, которое они произведут, мир будет очищен... Если они победят, то утверждают, что воистину будут властвовать [над] всем миром» [Матфей Парижский 1997, с. 285]. Магистр французских тамплиеров Понс де Обон в письме королю Людовику IX, датируемом приблизительно весной 1241 г., сообщает о государе татар (Tartarus), «который, по их словам, должен быть владыкой всего мира» [Савченко 1919, с. 41].

Еще на курултае 1228/1229 г., «согласно прежнему указу Чингис-хана», было принято решение о завоевании «северных областей» [Рашид ад-Дин 1960, с. 79; см. также: Черепнин 1977, с. 190]. Как соотносились планы монгольских правителей с расширением владений потомков Джучи? Арабский историк первой трети XIV в. ан-Нувейри сообщает, что «по части земель и вод он [Чингис-хан. — Р. П.] назначил ему [Джучи. — Р. П.] летовья и зимовья от границ Каялыка и земель Харезмских до окраин Саксинских и Булгарских, крайних пределов, куда доходили кони их полчищ при их набегах» [СМИЗО 1884, с. 150]. Следует ли из этого, что Джучи и его потомкам были отданы все земли на западе от границ Улусов Чагатая и Угедэя, включая и Европу до Адриатики (куда дошли монгольские войска во время западного похода), либо еще дальше? Полагаю, что нет.