Абиш Кекилбаев - Плеяды – созвездие надежды

Нияз просунул голову в юрту, протянул лениво: «Ассалаумагалейкум». Дождавшись приглашения, неловко протиснулся в дверь. Не снимая обуви, прошел на торь. Сначала снял вислоухую шапку, затем синюю бархатную тюбетейку, которая была под шапкой. Провел ладонью по лицу и голове.

— Ну, как ваши дела, здоровье, господин посол? — обратился он наконец к Тевкелеву.

— Как обычно. Без перемен, — сдержанно промолвил Тевкелев.

— А я знаю, кто были те разбойники. Джигиты Сырлыбая из рода шекты. Да-а-а... В одной из ночных перестрелок погиб племянник Сырлыбая. Вот его люди и уволокли Таймаса. Как плату за племянника Сырлыбая. Того и гляди, опять явятся! За добром, которое хранится в вашем обозе. Это уж как пить дать явятся! Да и правду сказать, люди нынче совсем пообносились, поистрепалась их одежонка. Пути на базар отрезаны, караваны мимо не проходят, раньше-то ходили, людям было чем поживиться! Да-а-а! Что же им остается делать? Надо ведь как-то прикрыть срам, хоть женам да детям, ох-хо-хо! Потому и налетят опять, ох налетят!

— Всем известно, как можно честным путем получить это самое добро. Почему не явится, как положено людям порядочным?

— Ха-ха-ха, — непринужденно рассмеялся султан. — Да разве времена наши приспособлены для порядочных. К тому же вы не знаете наших! Ведь многие сейчас бесятся от зависти, почему-де посол явился в аул Абулхаира, а не к ним пожаловал? Пожалуй вы к самым что ни на есть горлопанам да скандалистам, они были бы ниже травы, тише воды. Ходили бы перед вами согнув спины, склонив головы. Поднимали бы плети, размахивали бы ими, надрывались: «Почему не принимаете подданство белой царицы, когда я принял?» Все беды наши от зависти, поверьте мне. — Нияз вытащил из кармана табакерку, заложил за губу насыбай и продолжал, шепелявя: — Этот Сырлыбай не один. Он лишь кончик черной палки, той самой, которую суют под полог Абулхаира. Рукоять палки пока не показалась, но, ясное дело, покажется. Тайное станет явным. — Нияз сделал выразительный вздох. Он ждал, что ответит ему, как отреагирует на его слова посол.

Тевкелев хранил молчание. Он уже раскусил эту здешнюю хитрую манеру вести разговор. Скажут что-нибудь, намекнут на что-то и ждут, что ты ответишь. И хоть Нияз слывет недотепой, а тоже пытается вызнать, что да как...

— Ойбой, — так и не дождавшись от посла ни слова, начал медленно подниматься с места Нияз. — Если буду тут рассиживаться, пожалуй, не поспею засветло добраться до аула, в который направляюсь.

— Куда же вы собрались?

— А, туда, — сделал неопределенный жест рукой султан Нияз. — Нужно узнать, чьи аулы будут нынче зимовать здесь, в Малых Барсуках.

— А где аул Сырлыбая?

— Они, наверное, где-то там, — опять неопределенно махнул рукой Нияз. — Барханы Кызылкумов нынче в чужих руках. Младший жуз зимует в Каракумах и здесь, в Малых Барсуках. Однако маловато радости в этой округе, маловато: с одной стороны — туркмены, с другой — калмыки.

— Стало быть, вы заедете и в аул Сырлыбая?

Можно и заехать, отчего не заехать, коли появится дело.

— Не узнаете, что с нашим Таймасом?

— Коли надо, почему бы не узнать?

— Сколько людей у Сырлыбая, тех, которые представляют для вас реальную угрозу? Что бий намерен делать? Любопытно было бы узнать, да вот только как? Трудная, очень трудная задача.

— А почему?.. И это тоже можно...

— Да, да, вам это по силам, уважаемый султан! Именно так! Счастливого пути!

Нескладный, длинный Нияз лениво направился к выходу. Тевкелев остановил его у самого порога:

— Султан, я, кажется, ничего еще не набрасывал вам на плечи. Погодите-ка. — Тевкелев протянул Ниязу кусок синего сукна. — Сшейте из него чапан, отменный получится чапан... А будем живы — главный подарок еще впереди! После трудов и дорог ваших неутомимых. Вы много ездите, видите много разных людей. Как они, любопытно мне, относятся к России, к царице нашей?

— Ну, что вы, господин посол! Я и без этого, без подношений всяких желаю, чтобы наш путь был усеян цветами! Если дело Абулхаира увенчается успехом, то и мне будет хорошо! — По улыбающемуся лицу султана побежали морщинки. — Слыхивал не раз, что русское сукно и крепко, и не выцветает, не то что бухарские тряпки: оденешь сегодня новенькую ткань, сияет, как девичья шейка, а назавтра выцветает, как бабий подол.

— Счастливого пути, султан!

— Ну, будь здоров, мурза!

«Кстати, хорошо получилось!» — улыбался Тевкелев, записывая в журнал расходов: «Султану Ниязу пожаловано сукно на 12 рублей 05 копеек...»

На другой день Абулхаир, Букенбай, Есет и Кудайназар долго совещались с послом, как лучше вызволить Таймаса. Решили действовать спокойно, без шума и угроз. Отправить к похитителям решили Кудайназара.

Однако это совещание не успокоило Тевкелева. Он понял: казахи, которые приняли подданство, настроены чересчур мирно, не склонны к активным действиям. Те же, кто разбой и насилие возводят в правило, не сидят сложа руки. Наверное, так уж суждено народу — вести неравные битвы, погибать... и тратить силы и время на пустые споры о своей свободе и независимости, сдабривая их ссылками на заветы предков... Если кто-нибудь не набросит на них жесткую петлю — сами казахи вряд ли покорятся! Будут мотаться, скитаться по своим пескам, что стадо без хозяина. Окажутся на острие копья и все равно гордость и строптивость свою будут выказывать! Не миновать им чьего-нибудь волосяного аркана. Захлестнет им шею...

Тевкелева поражала слепота казахов, непонимание или нежелание понять, что все эти церемонии императрицы с ними — до поры до времени. Что им дается шанс стать российскими подданными добровольно. Держава Российская зарится на индийское золото, и это многое определяет в ее политике. Если казахи станут препятствием на пути к осуществлению ее планов, царица не станет умолять их присягнуть ей в верности. Россия заговорит на языке пушек. «Может, я сделал ошибку, во всем уступая им? — укорял себя Тевкелев. — Не умеют они ценить поклонов. Почему колеблется Абулхаир? Не нападет на того же Сырлыбая? Если завтра, не приведи господи, что-нибудь случится с Таймасом, русское посольство должно будет разорвать всякие отношения с казахами! А казахи?... Они могут в ответ на это потребовать, чтобы все наше посольство было уничтожено! И Абулхаир-хан будет вынужден подчиниться вышедшим из повиновения биям!»

Тевкелев жил в крайнем напряжении. Ему всюду чудилась опасность, он не находил себе места, метался как затравленный зверь. Но только наедине с собой. На людях он держался спокойно, проявляя завидную выдержку. Давалась она ему нелегко, очень нелегко...

Появился наконец султан Нияз. Он улыбался во весь рот.

— Как идут дела ваши, как здоровье? — спросил он.