Абиш Кекилбаев - Плеяды – созвездие надежды

— Не зря этот плут скрылся, ох, неспроста! — убежденно повторял Есет.

— Я думаю так: Батыр настроил своих на какую-то пакость, а сам отправился на край земли. Будет доказывать потом, что он ни при чем, — сокрушался Букенбай.

Абулхаир был согласен и с тем, и с другим, но отделывался молчанием.

Прошла еще одна неделя. Противники не показывались, зато начали подтягиваться друзья и единомышленники Абулхаира. Напряжение чуть спало.

Спокойствие однако длилось недолго. Абулхаиру донесли, что войско противников увеличивается с каждым днем и что враги планируют убить посла, взять в рабство его людей, а башкир, которые добираются к нему от каракалпаков наказать так, чтобы другим неповадно было связываться с неверными.

Абулхаир отдал джигитам приказ быть в боевой готовности, усилил караулы, послал лазутчиков по разным аулам...

«Почему враги пока лишь грозят расправой, но не нападают? Почему они хотят разгромить только русское посольство, а меня как будто не замечают?» — спрашивал он себя, стараясь проникнуть в замыслы своих врагов. Хан понял, что недооценил ум, хитрость и изощренное коварство Батыра... Когда тот пустил слух о том, что надо убить и хана вместе с его байбише, он хотел разжечь в народе ненависть к нему, Абулхаиру... Теперь же он хочет породить недоверие и настороженность у посла. Посеял смуту и уехал за тридевять земель...

«Однако, может быть, все эти хитроумные замыслы исходят не от Батыра, а кто-то использует его в своих целях? Например, те же потомки Жадика? — Одолевали сомнения хана. — О аллах, все они одинаковы, и ждать добра ни от кого из них не приходится!»

Спустя несколько дней Абулхаиру стало известно, что предводители враждебно настроенных родов собирались на совет и долго спорили о том, как быть с царским послом. Мнения разделились. Одни рассуждали так: «Посла хорошо принимают многие казахи. Немало биев уже дали присягу на верность России: это сулит мир и покой. Если мы в этих условиях поднимем руку на посла, что скажут нам люди, когда мы соберемся в мае на наш большой совет? Не обвинят ли нас в том, что мы разжигаем

огонь вражды между казахами и русскими?» Другие не соглашались с этими голосами, настаивали на своем: «Этот Мамбет — лазутчик. Его нельзя отпускать живым! Его надо схватить и убить!»

Дни общей тревоги и ожиданий сблизили Абулхаира и Тевкелева. Они были почти неразлучны. Однажды их беседа была прервана внезапным появлением Акши — сына Баби, одного из самых яростных врагов хана. Вместе с ним в юрту вошли шесть рослых джигитов. Пошли смирные, тихие, скромно присели рядышком с ханом.

Застигнутый врасплох хан не знал, что и подумать; Тевкелев тоже растерялся.

Хан повелительно спросил:

— В чем дело? Что привело вас?

— Меня послал отец! Мы изменили свои намерения. Распустили войско, отправили людей по аулам! — смиренно сказал Акша. — Отец просил меня передать приглашение тебе, хан, и послу перекочевать к нам. Зачем вам прятаться в этом тесном закутке?

Самые злые враги, самые давние противники протягивали им руку! С чего бы это? Или на них так подействовал недавний совет биев? Или решили прекратить угрозы и прибегнуть к хитрости?

Хан сказал джигитам, что решение он объявит им несколько позже.

Абулхаир созвал свой совет. Все сошлись во мнении, что это ловушка. Условились, что ответ посланцам Баби даст Букенбай, а хан будет молчать: пусть поломают головы, о чем на самом деле думает сам хан...

Букенбай выдержал паузу и обратился к Акше:

— Если хан, хочет откочевать к вам, на то его воля. Он мне не подвластен. Но отпустить посла царского я не могу! Не хочу потом держать за него ответ перед народом! До мая он будет рядом со мной. А вот в мае сам привезу его на общее наше собрание. Если же найдутся горячие головы, которые замыслят увезти его силой, пусть знают: я буду биться до последней капли крови!

С этим Акша и уехал.

Вскоре до посольского становья добрались сто шестьдесят башкирских семей, освобожденных из каракалпакского плена. Посольство превратилось в огромный аул. Случись теперь что-нибудь, у русского посла наберется не менее трехсот всадников! Разгладился лоб Тевкелева, перестали хмуриться брови, на лице заиграла улыбка.

В начале февраля прибыл Оразак-батыр, влиятельный каракалпакский бий. Он спросил Тевкелева напрямик:

— На берегу Арала, в двух днях пути от Хивы, находится орда хана Сатемира. Он давно враждует с Хивой. Хочу уговорить народ орды попроситься под крыло России. Как на это посмотрит ваша царица?

Ответом ему были четыре аршина сукна и одна черно-бурая лиса!

Едва Оразак уехал, как к Тевкелеву пожаловали еще несколько каракалпакских биев во главе с бием Суюндуком. Посол встретил их по всем законам русского гостеприимства, присовокупил их подписи под грамотой к другим, осыпал подарками. Побывали у него и другие бии, так что неистощимый сундук постепенно пустел...

Как зима ни лютовала, но и она незаметно прошла. Февраль стоял мягкий и теплый. Солнце истончило, продырявило снег, над землей поднялись густые туманы.

Казахи не любят такой густой туман. Хорошо, если погода удержится теплая, а если не удержится? Плохо придется тогда от резкой перемены скоту. Неустойчивая погода пагубно сказывается на отарах и табунах, отощавших за зиму... Не верят скотоводы в теплый февраль, ждут от него, наученные горьким опытом, всяческих неприятностей. Недаром есть пословица: «Если февраль хорош, будет молоко, если плох — будет джут!»

Абулхаир, как и все казахи, тоже был скотоводом. А скотовод не может жить, не заботясь о табунах и отарах. Не вывести скот на новые пастбища — это все равно, что остаться с пустыми руками и дырявым карманом. Приспела пора выбираться из этой ложбины на простор!

«Да, нынче к опасностям переменчивой погоды добавилась опасность со стороны непостоянного народа... Мои враги, что ни день, меняют свои решения, планы и повадки: то открыто враждуют, то мирятся, то ластятся, то угрожают. Хитрят, строят козни — верить им нельзя. Не тот человек Баби, чтобы легко и быстро менять свою ненависть на дружбу. Упрям Баби и злопамятен. Уж если вцепится во что, не оторвешь его так просто. Не простит он гибель своего родственника Байкары, убитого нами в ночной драке. Будет требовать плату за Байкару». Абулхаир решил, что в этих условиях лучше всего вместе с Букенбаем и Есетом тронуться на новое кочевье тремя улусами. В феврале они покинули Аральское море.

Караван двигался в сплошном тумане. Тевкелев не мог понять, как находят казахи путь, как ориентируются в непроницаемой мгле. Наконец остановились. Едва поставили юрты, как заморосил дождь. Все вокруг затихло, люди улеглись спать, измученные сборами, дорогой и страхом. Тевкелев закутался в кавказскую бурку, однако и она не спасала его от холода и озноба. Посла одолевала тревога и почти физическое ощущение притаившейся где-то поблизости опасности.