Леонид Соболев - Капитальный ремонт

— Конечно, не смогу, — сердито сказал Юрий.

— То-то оно и есть. Следовательно, чтобы не унижать флотскую мысль до сравнения со вшой, надо все же, видимо, что-то предпринимать, чтобы она была полезна для величия отечества, а также для его могущества против супостатов…

Николай помолчал и потом неожиданно спросил:

— Скажи, пожалуйста, тебе никогда не приходило в голову, что будет, если немец нас расколотит?

Вопрос настолько поразил Юрия, что он с изумлением вскинул на брата глаза, и тот, не дожидаясь ответа, рассмеялся и махнул рукой.

— Впрочем, что ж тебя спрашивать, — конечно, ты не допускаешь и самого «если»… Так сказать, «гром победы, раздавайся, веселися, храбрый росс». Однако вспомни: в прошлую войну указанный гром не очень-то раздавался, и росс не только не веселился, а горькими слезьми обливался. А что за эти десять лет изменилось? В армии? На флоте? В министерствах? В преподобном нашем Генморе? Ровно ничего. Одна разница: противник попался посильнее. Эрго — и последствия военных неудач будут тоже посильнее.

— Что ты имеешь в виду? — резко спросил Юрий. Разговор свернул в область, которой он не любил касаться, полагая, что это — отрыжка гимназических сибирских увлечений Николая. Флотским офицерам (к которым он заранее причислял и себя) эти темы обсуждать вообще не следовало.

— Именно то, что ты предполагаешь, — спокойно сказал лейтенант, революцию. Только не ту детскую, которая проистекла в девятьсот пятом году после неудачной войны, а похлеще и посерьезнее. Ну что тебя корчит? Разве тебе не известно по курсу логики, что одинаковые причины влекут одинаковые следствия?

Юрий действительно весь кипел. Очевидно, под впечатлением разговора с адмиралом Николай впал в то язвительное, дурное настроение, которого Юрий терпеть не мог: сейчас начнет хамить все святое направо и налево, сыпать парадоксами, ошеломлять циническими выводами…

— Но почему мы обязательно должны проиграть кампанию? — не сдерживая себя, спросил он с крайним раздражением. — Аналогии никакой: тогда мы были одни, а теперь у нас союзники… Англия, Франция!

Лейтенант, наливая рюмку — на этот раз только себе, невесело усмехнулся.

— На том свете, Юрочка, меня несомненно спросят, как я воспитывал младшего брата, и опять надают по мордам, как и здесь. С огорчением вижу, что юный брат находится в плену идиотских иллюзий политиканов, вроде твоего благополучно-пузатого адвоката — как его? — Сергея Марковича… Союзнички, Юрочка? Entente cordiale [56] Дружественное согласие (фр.) — наименование франко-русского союза, Антанта. ? Родственные узы кузенов — императоров Великобритании и России? Ах, Юра, Юра!.. Мне бы твое счастливое неведение! Пойми ты простую вещь: конечно же, союзнички ввалятся в драку, раз её сами затеяли. Но их дело — господское, а наше крепостное; выручать их ржаным расейским пузом. Главная война пойдет не у них, не на чистеньких равнинах Франции, не на ухваченных Англией морях. Немцы не дураки туда лезть. У нас она пойдет, Юрочка! Тут будет и мясорубка пехоты, и кипящий бульон Балтики. Все на нас ляжет, помяни мое слово!..

— Ну что ж! — запальчиво воскликнул Юрий. — Тем более будет чести нам, раз мы примем на себя всю тяжесть войны!

— Правильно, Юрочка. Не в первый раз нам Европу спасать. Кто её от монгольского нашествия загородил? Мы, русские. Почти триста лет сидели мы под азиатским игом. Лебеду жрали, в посконину одевались, когда в Европе швырялись бекасами и венецианской парчой женские прелести окутывали… Грамоту, едва родившуюся, забыли, чтоб Европа за нашими сермяжными спинами, рабским потом провонявшими, создавала живопись, поэзию, музыку эпохи Возрождения… Ты только подумай, куда бы мы шагнули перед Европами, не будь этих двух с половиной веков рабства! А Наполеон? Кто спас Европу от самого властного абсолютизма, кто вернул её государствам свое лицо, самостоятельность?.. И вот теперь в третий раз мы заслоним собой просвещенную Европу от германского чванливого филистерства, от мертвой прусской системы орднунга, аккуратизма, параграфа, убивающей живой дух человека. И кто нас за это поблагодарит? Кто и как?

Николай говорил с такой страстностью, что Юрий вдруг понял — эти мысли не сейчас пришли ему в голову. Видимо, они сложились давно, и, по совести, возражать ему было трудно. На этот прямой вопрос он ответил неопределенным жестом.

— А вот как, — сам себе ответил Ливитин. — Дадут нам чаевые — и дело с концом: чего-нибудь там получим — десятинки территорий и гроши контрибуции. И помни: если война закончится победой Антанты и тебя, юного мичмана, станут возить на эскадре с почетными визитами в Гавр и Портсмут (читай, в Париж и Лондон), ты не обольщайся. Как бы нас ни расхваливали, пирог-то все-таки будут делить они, пресвятые союзнички, а мы будем присутствовать у стола в смиренном ожидании, какой кусок нам отвалят…

Необычайная интонация гнева и горечи, прозвучавшая в голосе Николая, поразила Юрия, лейтенант даже стукнул кулаком по столу.

— И вот за это мы самозабвенно собираемся стать пищей для миног здесь, в Балтике, и для червей — по всему необозримому пространству создающегося фронта… Голова раскалывается при таких мыслях. Ты вот спросил, почему я думаю, будто мы заработаем разгром. Хочешь подтверждений? Жаль, тебя не было вчера за обедом, когда их выложил такой жизнерадостный болванчик, как милый наш Веточка. И уж если его сам Шиянов не остановил, то это обозначает, что и впрямь дело плохо… Нехорошо мы входим в войну, весьма нехорошо, Юрий! Неготово, неладно… Не хватит времени излагать тебе доказательства, поверь старшему брату на слово… Плохо, Юрчён!.. По молодости лет и верноподданности ты даже не соображаешь, как плохо…

Николай вдруг охватил голову обеими руками, беспощадно портя пробор. Полминуты-минуту он просидел так, потом опустил руки и жадно выпил остывший кофе. Юрий тотчас налил ему чашку: может быть, он, как говорится, перебрал. Но Николай заметил наивный жест брата.

— Нет, Юрча, кофе тут не спасет. На душе паршиво. Когда-нибудь ты поймешь сегодняшний разговор. Как тебе кажется, почему там, на мачте, в сиянии и звучании огня, вагнеровского огня утверждения подвига, я схватился за мысль накидать под Килем мины?.. Я тебя так хорошо знаю, что не допускаю мысли, будто ты видишь в этом желании ухватить славу, отличиться. А ведь кто-нибудь мог бы принять это именно так: потому что никакого не только оперативного, но даже тактического эффекта эта авантюра дать бы не смогла. Но она могла сделать главное: произвести впечатление. А это немалый фактор, в особенности в первые часы войны. Ты имей в виду: всякий наглец — прежде всего обыкновенный вульгарный трус, и если ему дать вовремя по морде, он убежит первый. А если стоять перед ним в покорности, зажмурив глаза и ожидая, когда он врежет тебе в переносицу, то лучше убегать самому загодя, пока ноги носят… Немецкие адмиралы чувствуют себя хозяевами Балтики и потому наглы.