Джон Робинсон - Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

Составляя донесение в Рим, недавно прибывший епископ Акры Жак де Витри не скупился на оправдания кардиналу и себе самому: «Многие из наших паломников полагали сказанные предложения важными и пристойными… но таковые, кто по опыту знаком с притворством оных [египтян], то и дело изменяющих слову… тамплиеры, госпитальеры, тевтонские рыцари, легат, патриарх, архиепископы, епископы… не придали никакого значения упомянутым лживым речам, считая, что сарацины не имеют иных намерений, кроме как под прикрытием фальшивого мира рассеять войско Христово…» Папе наверняка было приятно читать такое донесение, да только ни епископ, ни кардинал не обладали ни малейшим опытом ведения дел с египтянами, – хотя до возвращения домой им еще предстояло хлебнуть его с лихвой его горечи.

Когда мирное предложение отвергли, руки у султана опустились, ведь доставить в Дамьетту ни подкрепление, ни провизию он не мог. Все доходившие до него донесения твердили, что город, пребывающий на грани голода, опустошает заразная болезнь. В них также говорилось, что мертвые лежат прямо на улицах, потому что живые чересчур слабы, чтобы хоронить их.

Христианам стало известно об этом несколько дней спустя, когда они не увидели на внешней стене Дамьетты ни одного защитника. Осторожно, опасаясь подвоха, крестоносцы приблизились к стене и приставили штурмовые лестницы. Медленно взобравшись по ним в полной готовности к внезапной контратаке со стены, на самом верху они обнаружили, что вся внешняя стена брошена на произвол судьбы. Перебравшись к внутренней, они столкнулись почти с такой же ситуацией. Слабое сопротивление больше смахивало на уличную потасовку, чем на бой. Ворота открыли, почти не встретив сопротивления, и озадаченное войско крестоносцев беспрепятственно вошло в город.

На сей раз обошлось без массового истребления мусульман, потому что защитники города были по большей части либо мертвы, либо чересчур жалки, чтобы поднять на них оружие. Всех оставшихся в живых взяли в плен, не встретив ни сопротивления, ни даже протестов. Несмотря на неизбежное мародерство, собрали и немало трофеев для распределения среди воинов. Как водится, доли, выделенные рыцарям и сержантам тамплиеров, госпитальеров и тевтонских рыцарей, получили их казначеи. Кардинал Пелагий провозгласил, что покоренный город – теперь имущество церкви, находящееся в его самоличном распоряжении, но тут воспротивились все, даже военные ордена, прежде поддерживавшие его во всех начинаниях. Когда же король Жан пригрозил удалиться вместе со всеми местными баронами и их войсками, Пелагий нехотя пошел на компромисс, согласившись, чтобы Жан играл роль губернатора, но только до прибытия императора Фридриха – каковой, по убеждению прелата, должен был явиться со дня на день. Но кардинал тешил себя иллюзиями: Фридрих не собирался покидать Италию, пока церковь официально не помажет его на трон Священной Римской империи с приличествующей случаю коронацией с самим Папой во главе. Вместо того, чтобы повести германскую армию на подмогу крестовому походу в Египет, Фридрих отправил туда горстку рыцарей и солдат, дабы поддержать уверенность Папы, что в конечном итоге император непременно исполнит обет крестоносца.

Действуя в обход кардинала Пелагия, король Жан напрямую испросил у Папы Гонория позволения выйти из крестового похода, чтобы достойно откликнуться на последние события в Армении. Дело в том, что король Лев II почил, назначив наследницей свою четырехлетнюю дочь. Но Жан полагал, что его жена Стефания, будучи старшей дочерью Льва, имеет больше прав на армянский трон, тем паче, что их новорожденный сын – единственный наследник мужского пола. Посему Жан вознамерился отправиться в Армению, дабы вступить в свои права, и Папа изъявил согласие. К сожалению, ведая об уходе Жана, Папа заодно вновь подтвердил, что верховным главнокомандующим христианской армии в Египте будет его легат, кардинал Пелагий.

Вернувшись в Акру, Жан проведал, что жена дурно обращалась с его малолетней дочерью от первого брака, и в гневе прибил жену так жестоко, что от побоев она скончалась. Когда же смертельная болезнь через несколько дней унесла жизнь их младенца сына, притязания Жана на армянский престол стали совершенно беспочвенными.

Впрочем, сразу же возвращаться в Египет он не стал, ибо аль-Муаззам Дамасский – видимо, чтобы отвлечь на себя часть военного бремени, свалившегося на плечи брата аль-Камила в Египте, – вторгся в Палестину и напал на Кесарию, после чего двинулся на север вдоль берега, чтобы встать лагерем под обращенной к суше могучей стеной принадлежащего тамплиерам Замка Паломников. Когда весть об осаде замка долетела к Великому магистру в Дамьетту, он вместе с отрядом тамплиеров на собственных галерах отправился из Египта, чтобы попасть в замок с моря и помочь в его обороне. Король Жан выжидал в Акре на случай, если тамплиерам понадобится помощь, но войску, состоявшему в основном из легкой кавалерии, взять Замок Паломников нечего было и думать.

Вести, доходившие из далеких северных краев, были куда более зловещими, однако еще никто не осознавал их значения. Грандиозная монгольская орда продвинулась на запад почти на девять тысяч километров от родины Чингисхана, встретив первого христианского противника. Когда монголы приблизились к турецкой провинции Азербайджан, грузинский король со своими воинами-горцами преградил им дорогу. Грузинские витязи славились на весь свет, но еще ни разу не противостояли они столь дисциплинированной рати, да вдобавок столь неисчислимой. Грузинское воинство просто-таки смели с лица земли, фактически уничтожив Грузию как независимую военную державу.

В Египте же аль-Камил воспользовался месяцами передышки на славу. Хотя христиане контролировали восточный рукав Нила, протекающий мимо Дамьетты, западный, впадающий в Средиземное море у портового городка Розетта близ Александрии, был оставлен совершенно без внимания. Отстроив свой флот, аль-Камил летом 1220 года повел его через западный рукав в море, издали обогнув флот христианских захватчиков. Египетские корабли дошли до северной оконечности Кипра, где на рейде у Лимассола обнаружили христианскую эскадру, доставившую новых крестоносцев и как раз пополнявшую запасы перед последним переходом к Дамьетте. Христианские флотоводцы, считавшие эти воды совершенно безопасными, были совершенно не готовы к бою, когда на них вдруг устремился египетский флот. Часть кораблей крестоносцев потопили, часть взяли на абордаж. Уйти не удалось никому. Тысячи человек попали в плен и в ближайшие месяцы были проданы в рабство мусульманам. Когда известие о случившемся дошло до стана крестоносцев, все взоры обратились на кардинала Пелагия. Ни для кого не было секретом, что лазутчики настойчиво доносили ему о наращивании мощи египетского флота и о том, что египтян можно запросто запереть в западном рукаве Нила. К несчастью, не придав донесениям ни малейшего значения, Пелагий даже пальцем не шелохнул. Гениальный полководец, приказавший возвести плотину лишь после того, как лагерь затопило, и теперь оказался на высоте, дав команду патрулировать устье западного рукава Нила пизанцам и венецианцам после того, как египетского флота и след простыл.