Сергей Мосияш - Фельдмаршал Борис Шереметев

— И поверил?

— Не знаю. Наверно. Но, видно, к сердцу его мне уж пути нет, восемьдесят второй год крепкую зарубку в его памяти оставил, уж не изгладишь. Я и в волонтеры записался, чтоб ему угодить. Это в мои-то пятьдесят два. Тут нас более двадцати.

— Кто еще с тобой?

— Борис Куракин {46} 46 Куракин Борис Иванович (1676–1727) — князь, сподвижник Петра I, дипломат. Родственник Петра (оба были женаты на сестрах Лопухиных). Гвардейский офицер. Участник Азовских походов и Северной войны. Посол в Риме, Лондоне, Нидерландах, Ганновере, Париже. Написал «Историю о царе Петре Алексеевиче». , Григорий Долгорукий {47} 47 Долгорукий Григорий Федорович (1656–1723) — князь, действительный тайный советник, русский дипломат. В 1700 г. послан Петром к Августу II, в 1701–1721 гг. посол в Польше, сыграл важную роль в сохранении Северного союза против Швеции. , Андрей Хилков {48} 48 Хилков Андрей Яковлевич (1676–1718) — князь, русский дипломат. Резидент в Швеции. С начала Северной войны 18 лет находился в плену. Посылал в Россию секретные донесения. . Все мальчишки, один я — дед. Ну, молодые-то изрядно куролесят.

— Пьют?

— Если бы. По местным девкам шастают, аж свист стоит.

— Сильничают?

— Да нет. Венецианки сами охочи до парней, особливо в праздники. Когда песни, танцы, музыка, фейерверки, они прямо по-за углами и в лодках тискаются. Ну а наши молодые жеребцы у них в фаворе. В Москве-то девку из терема не выманишь, а тут ими хоть пруд пруди. Вот наши-то и носятся как саврасые без узды.

— А как в науках? В морских?

— Кто как. Некоторые учатся, а которые баклуши бьют, благо деньги-то родительские.

— Государь ведь из Голландии сюда собирается.

— Сюда? В Венецию?

— Ну да.

— Хэх… Ужотко задаст он бездельникам! Хорошо, что ты сказал. Припугну кой-кого, живо за учебу примутся.

— Ну а сам-то как, Петр Андреевич?

— Да я уж был в море, цельный месяц болтался. Ходили до Бари — это на юге Италии. Солдата своего брал. Хорошо капитан добрый попался, не стал меня по вантам и реям гонять {49} 49 …не стал меня по вантам и реям гонять… — Ванты — снасти судового стоячего такелажа, раскрепляющие к бортам мачты и стеньги, рея — круглый брус, горизонтально прикрепленный за середину к мачте, для крепления прямых парусов и управления ими. . Так и сказал: «В твои годы ежели оборвешься, а оборвешься обязательно, костей не соберешь. Учись командовать». Я и командовал. Своего солдата, которого велено было выучить, гонял вверх-вниз до седьмого поту. За месяц и я, и он такелаж назубок взяли. Доверял мне капитан и судно вести, и паруса ставить, и с картой знакомил.

— Значит, освоил вождение?

— Есть маленько.

— Понравилось?

— Да как сказать. Лет бы тридцать скинуть, может, и поглянулось бы. Когда назад шли, в бурю угодили, так нас так валяло, думали, мачту сломит либо судно перевернет или, того лучше, на камни наскочим. Страху натерпелись. Не чаял живым быть. Ан ничего, Бог миловал.

— Так не пойдешь больше?

— Что ты… куда денешься: взялся за гуж… Мне еще на военном корабле надо поплавать, желательно и в бою побывать.

Они допили третью бутылку, Толстой спросил:

— А ты-то, Борис Петрович, зачем сюда пожаловал? Тоже волонтером?

— Не. Меня государь послал с грамотами к дожу и к Мальтийскому ордену, чтоб, значит, наклонять их супротив султана.

— Ну, Венеция, ясно, союзница наша. Но с турками воюет не совсем удачно. В тысяча пятьсот семьдесят первом году турки оттягали у нее Кипр, в этом столетии отобрали Кандию, целят на Морею. По всему видно, отберут. Так что худая она нам помощница в этом.

— Государь надеется, что хоть какие-то силы султана Венеция с Мальтой оттягают на себя. Так и сказал мне: ты, мол, почву взрыхли, а я приеду — засевать буду.

— Когда ты к дожу собираешься?

— Как назначат аудиенцию, так и пойду.

— Ну, желаю успеха!.. — поднялся Толстой из-за стола. — Если понадоблюсь, я в гостинице на острове Джудекке, чтоб поближе к гавани быть. Ну а если не найдешь, значит, отплыл. Привет твоим спутникам. Много ли их у тебя?

— Да человек тридцать.

— Ого! А со мной лишь лакей и солдат. Впрочем, ты посол — тебе так и положено. Прощай, Борис Петрович, рад был встрече.

Шереметев приплыл в свою гостиницу уже в темноте, дворецкий с адъютантом резались в шашки. Увидев входящего господина, разом вскочили.

— Ну, что тут у вас? — спросил Борис Петрович, сбрасывая у порога шляпу и башмаки.

— Все как есть разузнал, Борис Петрович, — отрапортовал Алешка Курбатов.

— Что разузнал?

— Как «что»? Вы же велели узнать, сколько в сутки с носа драть будут.

— Ну и сколько?

— Тринадцать рублей с полтиной.

— Ты что… спятил?..

— Так это со всех, Борис Петрович. По пятнадцать алтын с носа в сутки. Посчитайте-ка.

— М-да… Все равно многовато.

— Но сюда и постой, и стол, и фрукты, и вино входят.

— Не будет ли приказаний? — спросил Савелов.

— Нет, ступай, Петро, отдыхай.

Адъютант вышел. Алешка не стал звать денщика, сам стелил постель боярину. Шереметев начал раздеваться.

— Борис Петрович, ты гля, какие у них постели, — говорил Курбатов в восхищении. — Простыни белоснежные, одеяла новехонькие. А кровати, гля, точеные ножки. Прям царские. И народ у них какой обходительный. По-русски ни бум-бум, а всяк старается понять тебя, чего тебе надо. На Москве кого спроси о чем на улке, либо не ответит, а ответит аки зверь прорычит. А тут очень ласкательные люди, хорошие люди итальянцы.

— Я ведь, Алеша, земляка встретил.

— Да ну? И кого же?

— Стольника {50} 50 Стольник — придворный чин в России в XIII–XVII вв., первоначально прислуживал при трапезах за столом князя или царя; в дальнейшем назначались на приказные, воеводские, посольские, а также на командные должности в полки «нового строя». Толстого Петра Андреевича.

— Что ж он-то тут делает?

— Как «что»? Учится на моряка.

— В его-то годы?.. — хихикнул Курбатов.

— Приходится. Куда денешься. Ныне время, брат, такое. Сам государь учиться поехал и всем велел то ж творить.

— Но вот вас же не послал.

— Как «не послал»? А зачем, думаешь, я еду?

— Ну ж сами сказывали: мир посмотреть.

«Вот старый дурак, — явил недовольство собой боярин, — едва не проболтался». Но вслух молвил раздумчиво:

— А думаешь, глядя на мир, на людей других наций, не учатся? Еще как, брат, учатся. Хошь бы и языку их.

— Я уже десять слов по-италийски знаю.

— Молодец. Учи. Сгодится.

На третий день венецианский дож принял русского посланца в присутствии нескольких членов своего совета. Он выразил благодарность за царскую грамоту, как и положено, справился о здоровье государя. Поинтересовался, как и где устроилось посольство, не нуждается ли он в чем? И хотя Борис Петрович, поблагодарив, сообщил, что все у них есть, дож, вызвав кого-то из помощников, сказал: