Робин Янг - Реквием

— Он хочет сделать меня папой. Его союзники в Перудже уже готовят мое избрание.

— Филипп сказал вам, зачем ему это нужно?

— Он сказал, что, став папой, я должен буду выполнить пять условий.

— Какие? — спросил Уилл.

— Отменить анафему, наложенную на Гийома де Ногаре; назначить в Священную коллегию кардиналов — сторонников Филиппа и Франции; давать из своей казны деньги на его войны с королем Эдуардом и гильдиями ремесленников Фландрии; официально объявить папу Бонифация еретиком.

Архиепископ погрузился в молчание.

— Вы перечислили четыре условия, ваша милость, — подал голос Робер.

Бертран поднял глаза.

— И распустить орден тамплиеров, чтобы все его богатства перешли Филиппу и наследникам.

— Боже, — пробормотал Робер.

По тону рыцаря Уилл понял — тот до сих пор не верил в реальность таких планов.

— И какой был ваш ответ? — спросил он.

— Я отказался, — произнес Бертран, неожиданно разозлившись. — Сказал, что не стану осквернять Святой престол, что не распущу Темпл — ведь его рыцари единственные еще сражаются за возвращение Иерусалима. — Он опустил голову. — Но в ответ мне было сказано — если я не повинуюсь воле короля, они убьют моего сына. — Его лицо скривилось. — Боже милостивый, они захватили моего сына! Проклятые ублюдки похитили его!

Друзья обменялись ошеломленными взглядами. Затем Уилл подошел к архиепископу, спрятавшему лицо в ладони.

— Где они его держат, ваша милость?

— В доме, который я для него купил, недалеко отсюда. — Бертран в отчаянии сжал руку Уилла. — Мой дорогой мальчик! Разве я могу им пожертвовать?! Боже! Не могу!

— И что было потом, когда они вам это сказали?

Бертран тяжело вздохнул.

— Они заставили меня подписать соглашение и обещали возвратить сына, когда я стану папой.

Уилл ненадолго задумался.

— Мы вам поможем. А потом вы окажете услугу нам. Когда придет время, вы не должны выполнять требования короля. Вы не только не распустите Темпл, но и будете его защищать. Кроме вас, это сделать некому.

— Нет! — Бертран ничего не соображал от ужаса и все повторял имя сына. Снаружи зазвонил колокол, слишком рано для службы полуночия. Видимо, служка поднял тревогу.

— Послушайте меня, ваша милость. — Уилл согнулся, заставив архиепископа посмотреть на него. — Раулю не причинят вреда. Вы будете вести себя так, чтобы Филипп ничего не заподозрил. А затем, когда сядете на трон, мы освободим вашего сына и король потеряет над вами власть.

— Вы освободите моего сына? — В глазах Бертрана вспыхнула надежда. — Вы можете это сделать? Так освободите его сейчас!

— Нет. Филипп должен быть спокоен. Рауль получит свободу, когда вы сядете на трон и станете полноправным понтификом. Тогда король уже ничему не сможет помешать.

— А Ногаре? — выдохнул Бертран, рывком поднимаясь на ноги, когда в коридоре послышались возбужденные голоса. Робер поспешно задвинул на двери засов. Через секунду в нее начали колотить кулаками. Бертран посмотрел на Уилла. — Я слышал, папа Бонифаций умер от расстройства после бунта в Ананьи, который устроил министр. И ходят темные слухи, будто к смерти папы Бенедикта тоже приложил руку Ногаре. Он способен проделать то же самое и со мной.

— Доверьтесь мне, ваша милость. И я спасу вашего сына.

— Хорошо, — пробормотал Бертран. — Хорошо.

Дверь в его покои с шумом распахнулась.

Замок Винсеннес, королевство Франция 9 апреля 1305 года от Р.Х.

Въехав в лес, Филипп погнал коня быстрее. Свита едва поспевала за ним. Проникающие между деревьями лучи солнца окрашивали изъезженную дорогу в золотистые тона. Филипп знал этот лес хорошо. Он здесь рос. Лазал с братьями на дубы и каштаны, учился верховой езде и охоте. Здесь он за много лет до Мейден выпустил своего первого сокола. Воспоминания о тех днях делали его свободным. Он на время переставал быть взрослым, быть королем, отодвигались назад все заботы. Филипп снова чувствовал себя молодым каждый раз, когда ехал по знакомой дороге к замку, оставив позади неопрятный шумный город.

А сегодня имелся еще один повод для радости. На нем не было противной власяницы. Филипп не надевал ее почти две недели, и кожа на спине начала заживать. Удачная поездка в Бордо ободрила его настолько, что он позволил себе короткую передышку. Ежедневное укрощение плоти с каждым месяцем переносилось все тяжелее. Нырнув в зеленые дебри, он наслаждался свежими лесными ароматами и пением птиц. Тут в лесу он с братьями когда-то охотился на оленей и кабанов. В тени мощных деревьев он впервые робко ласкал Жанну. А потом среди этих деревьев бегали и резвились их дети.

Завидев впереди серые башенки замка, Филипп перевел коня на легкий галоп. День стоял ветреный и ясный, идеальный для охоты. Он решил устроить ее завтра, только с сокольничим Генри и несколькими избранными придворными. Он уже предвкушал непередаваемое ощущение удовлетворенности после удачно выпущенной стрелы или когда сокол настигал цель. Государственные дела редко доставляли ему такое удовольствие. Там все было запутанно и сложно. А в последнее время его невероятно измотал затянувшийся конфликт с Римом, непримиримость Бонифация и упрямство Бенедикта. Теперь, кажется, впереди забрезжил просвет. Ногаре в Италии следит, чтобы кардиналы проголосовали за Гота. И тогда, если только не случится ничего непредвиденного, он наконец сможет укрепить свое королевство и, что более важно, обеспечить спасение души.

Улыбаясь, Филипп въехал в ворота замка, не замечая встревоженных взглядов стоявших на страже гвардейцев и странного поведения слуг, поспешивших из конюшни взять его усталого коня. Он ничего не замечал, пока не вышел мажордом вместе с ближайшими советниками. Филипп резко остановился, улыбка с его лица исчезла. Он посмотрел на их печальные лица и почувствовал беду.

Вначале король подумал о своей любимице Изабелле и наследнике Людовике. Должно быть, даже произнес их имена вслух, поскольку мажордом отрицательно покачал головой.

— Сир, мне прискорбно вам это говорить, но королева…

Мажордом не закончил. Ничего не слыша, Филипп ринулся мимо него к покоям супруги.

Королевский дворец, Париж 12 апреля 1305 года от Р.Х.

Потоки воды с крыш превратили улицы в болотные топи. По свинцовому небу плыли низкие, набухшие дождем тучи. Башни Нотр-Дама терялись в туманном мраке. Стоял такой холод, что купцы закрыли ставни на окнах своих лавок. На рыночной площади осталась лишь горстка торговцев. Сгорбившиеся под навесами, они вяло окликали спешащих мимо горожан. Голубое небо и восхитительное тепло последних нескольких недель, казалось, канули в далеком прошлом. В Париж вернулась зима.