Ясуси Иноуэ - Хозяйка замка Ёдо

Вновь заворожён я

Красотою заснеженных гор:

На их склонах проснулись

Убаюканные зимним ветром цветы.

Жестокие сумерки,

Зачем хотите скрыть от меня

Незабвенную сакуру?

Долгожданные дни весны

Взор усладили цветами [108] Перевод В. Полякова. .

Тятя тоже облекла свои чувства в слова:

Вишен метель

Бушует в горах и долах.

Весна победила, зима ли? [109] Перевод З. Лорткипанидзе.

Все триста одиннадцать стихотворений, прочитанных на вершине горы Дайго участниками празднества, дышали печалью, какую испокон веков испытывает человек перед лицом преходящей красоты подлунного мира. Печаль эта была и в Тятиных строках, а особенно пронзительно, как ей показалось, звучала она в трёх стихотворениях, сочинённых тайко. Счастье, переполняющее сердца тех, кто любуется цветущей сакурой, имеет странную природу: оно готово развеяться как дым в тот момент, когда пытаешься его выразить.

После любования цветами на горе Дайго Хидэёси возобновил бурную деятельность. Дни его снова проходили в военных советах, за обсуждением дел на Корейском полуострове и изучением фронтовых сводок, которые доставляли гонцы из-за моря. Тятя время от времени писала ему в Осакский замок письма от имени Хидэёри. Тайко не мешкая на них отвечал. В ту пору каждое его послание начиналось словами «Господину второму советнику».

Тятя то и дело задавалась вопросом, способен ли Хидэёси думать о чём-либо другом, кроме любимого сына и войны с чосонским ваном. Тайко проявлял болезненное внимание к жизни маленького Хидэёри и, хотя мальчик находился в Киото, а сам он неотлучно пребывал в Осаке, знал обо всём, что происходило вокруг его наследника, да в таких мельчайших подробностях, что у Тяти порой от этого пробегал по спине холодок. Однажды Хидэёси написал сыну:

«Счастлив был получить твоё письмо, каковое доставили мне с похвальной поспешностью. Я прослышал, что Кицу, Камэ, Ясу и Цуси вызывают твоё неудовольствие. Полагаю, ты совершенно прав. Дай знать своей матушке, что всех четырёх негодниц надлежит немедля взять под стражу и держать в оковах до моего прибытия. А затем мы с тобой велим их забить до смерти бамбуковыми палками, ибо негоже прощать слуг за нерадивость. Запомни это хорошенько.

Тайко».

Радение четырёх упомянутых в письме прислужниц юного наследника Тоётоми — Кицу, Камэ, Ясу и Цуси — действительно оставляло желать лучшего, но откуда тайко, занятый военными делами в Осаке, мог так быстро об этом узнать? — недоумевала Тятя. К тому же проступки девушек не заслуживали столь страшного наказания, которое придумал для них тайко. Она, однако же, понимала, что вступаться за бедных прислужниц перед взбешённым Хидэёси будет пустой тратой сил — смягчить их участь не удастся. Тятя так разнервничалась, что даже слегла с мигренью. Впрочем, пока она искала решение, дело уладилось само собой, вернее, не получило развития, поскольку через несколько дней после того, как гонец привёз послание с этой угрозой, тайко перебрался в Фусими, и там внезапный недуг приковал его к постели.

Поначалу Тятя думала, что болезнь не опасна, но, когда в середине пятого месяца она вместе с Хидэёри навестила своего господина, изменения, произошедшие в его внешности за столь короткое время, повергли её в ужас. Перед ней лежал измождённый, иссохший, словно бамбук в жаркое лето, древний старик, тень от тени прежнего тайко. Рука, выпроставшаяся из-под футона, была рукой скелета.

Тятя тогда не задерживаясь вернулась с сыном в Киото, а в начале шестой луны нанесла больному второй визит и на этот раз осталась подле него, будучи уверена, что тайко уже не встанет на ноги — до того недуг ослабил его, лишив жизненной энергии.

На шестнадцатый день шестой луны к тайко явились даймё. Хидэёри тоже присутствовал на этой встрече; ближайшие вассалы — Нагамаса Асано, Мицунари Исида, Нагамори Масуда — и прочие знатные воины сидели двумя рядами справа и слева от ложа. Когда аудиенция закончилась и рядом остались только самые преданные соратники, тайко сказал сквозь слёзы:

— Как бы я хотел дождаться пятнадцатилетия Хидэёри, дать ему лучших воинов и заставить даймё сплотиться вокруг него, как сегодня. Больше мне не о чем мечтать, но дни мои сочтены, и я уже ничего не могу сделать, чтобы мечта воплотилась.

Тятя впервые видела, как он плачет. Все поняли, что тайко чувствует приближение смерти.

Весь день Тятя места себе не находила, от горя щемило сердце. Жизнь уходила из тайко по капле, он сам это осознавал, а стало быть, надежды на выздоровление не осталось. Ей тяжело было смотреть на своего господина, который и на смертном одре продолжал думать о будущем сына. Впрочем, это действительно было важно. Единственными политическими фигурами, достаточно могущественными для того, чтобы после смерти Хидэёси держать в узде остальных даймё, были Иэясу Токугава и Тосииэ Маэда, но они не являлись прямыми вассалами дома Тоётоми, оба были всего лишь старыми соратниками тайко. Возможно, они и протянут руку помощи Хидэёри, но слишком многого ждать от них не приходится. Хидэтада, сын и наследник Иэясу, женат на Когоо, у них родилась дочь, и уже заключено предварительное брачное соглашение — маленькая княжна просватана за Хидэёри, — тем не менее всем ясно, что свадьба, которая должна состояться в отдалённом будущем, — далеко не надёжная мера. Что до Тосииэ, его дочь Омаа стала наложницей Хидэёси, а её младшая сестра — женой Хидэиэ Укиты, и только: никаких кровных уз у Тосииэ с тайко нет. По-настоящему рассчитывать Хидэёси может лишь на своих ближайших вассалов — Нагамасу Асано, Мицунари Исиду, Ёсицугу Котани, Киёмасу Като, Масанори Фукусиму, однако ни один из них не занимает высокого положения в правительственной иерархии и доверить им страну без опаски нельзя.

Размышляя об этом, Тятя прекрасно понимала причину слёз Хидэёси и с внутренней дрожью спрашивала себя, уж не является ли её собственное видение ситуации, которая может сложиться после его смерти, более близким к действительности, ясным и беспристрастным. Возможно, тайко даже не осознаёт до конца всей опасности, угрожающей его сыну. Для Когоо, ставшей супругой наследника Иэясу, пробьёт час мести. Тайко спланировал этот брак для того, чтобы в будущем обеспечить маленькому Хидэёри преданность Иэясу, но результат может оказаться прямо противоположным. Когоо всегда ненавидела Хидэёси, а в один скорбный день её ненависть перекинулась и на родную сестру. Если сердце Когоо до сих пор терзает горечь утраты… При мысли об этом Тятя содрогнулась от страха.

Нельзя забывать и про Омаа. Омаа, о чьих истинных чувствах по отношению к тайко очень трудно судить. Впрочем, угрозу представляет не только она, но и все наложницы без исключения. Всех этих женщин объединяет одно: стойкая неприязнь к Хидэёри, плоду любви Хидэёси и дамы Едо. Если тайко считает, что Тосииэ встанет на защиту Хидэёри лишь потому, что в своё время он, Хидэёси, сделал Омаа своей наложницей, это серьёзная ошибка с его стороны…