Борис Васильев - Александр Невский

Железный, ощетиненный копьями клин все же заставил попятиться дружину. Отступали они одновременно, и это входило в задачу, которую поставил Невский: сдержать первый натиск, медленно отойти, ввести ополчение в битву и с двух сторон зажать рыло «свиньи». Но при отступлении дружинники невольно начали рвать строй, в разрывы кое-где уже вторглись рыцари, что было чрезвычайно опасно. Ярун скорее уловил это своим затуманенным сознанием, чем понял всем предыдущим опытом воина и воеводы, на мгновение оглянулся, проверяя, насколько многочисленны эти разрывы, потерял из виду противника, и тотчас же тяжёлый меч опустился на его шею, проломив кольчужное оголовье.

— Я почувствовал его боль, Ярославич, — рассказывал Невскому впоследствии Сбыслав. — Такая боль вдруг свела мне шею, ты и не поверишь…

— Верю, Ярунович, — вздохнул Александр. Отступая под натиском «железной свиньи» вместе со своим передовым полком, Сбыслав отошёл клёвому крылу русского построения, оказавшись на левом фланге осиротевшей дружины новгородцев, которой после гибели Домаша Твердиславича командовал Гаврила Олексич. Пропустив острие клина мимо себя, он повёл дружину в наступление, не давая правому крылу крестоносцев возможности развернуться. Здесь было полегче, попросторнее, чем в том месте, где «свиное рыло» столкнулось с княжеской дружиной Яруна. Бой приняли только два-три внешних ряда рыцарей, а основная масса продолжала рваться вперёд, чтобы не нарушать построения, да и задержавшиеся для отражения фланговой атаки крестоносцы вынуждены были лишь обороняться, что давало новгородцам известные преимущества.

— Эх, про багры не подумали! — сокрушался Олексич, хотя никто не мог его слышать в грохоте битвы. — Поддых бы им, поганым…

Тот же манёвр предпринял и Миша Прушанин со своей дружиной, яростно налетев на левое крыло атакующего клина крестоносцев. И здесь два-три ряда рыцарей вынуждены были остановиться и принять навязанный им бой, что не только не позволило развернуть крылья, но в известной мере и облегчило участь княжеской дружины. Новгородские дружинники Миши бились с неистовым, почти восторженным кличем, беря пример со своего разудалого вождя, который не мог сражаться молча просто в силу собственного неуёмного нрава: для него каждая битва была всего лишь продолжением весёлых вечевых потасовок.

Потом, после побоища, когда начались воспоминания, рассказы и беседы, дружинники князя Александра никак не могли понять, что заставило Урхо прикрыть своим телом тяжело раненного Яруна. Но он — прикрыл, и тотчас же два копья вонзились в его широкую, как телега, спину, пробив кольчугу насквозь. Чудской богатырь нашёл в себе силы привстать и резко повернуться, тяжестью собственного тела вырвав оба древка из рыцарских рук. Как ни странно, но эта двойная гибель на какое-то крохотное мгновение остановила бой, что позволило дружинникам сомкнуться, а затем в порядке отступать, втягивая крестоносцев в свежие ряды разъярённых мужиков Буслая.

Тем временем на левом крыле Сбыслав, предоставив новгородцам самим нажимать на рыцарей, успел собрать своих конников и во главе их внезапно для ливонцев прорвался внутрь клина, на зажатую крыльями собственного прикрытия пехоту. Пробил второпях неровно построенное щитовое заграждение, обрушив на кнехтов мечи и копыта, и они заметались в тесноте, уходя от мечей и копыт и путая строгий рыцарский строй.

Но ливонцы быстро оправились и от этого внезапного удара. Рыцари внутренних линий клина тут же развернули своих коней против немногочисленных всадников Сбыслава, со всех сторон набегала пехота, грозя полным окружением, и Сбыслав сорвал голос, собирая своих людей. Прорываться назад, к Олекси-чу, было уже поздно, и он без колебаний повёл свой небольшой отряд к дружине Миши Прушанина, атакующей левое крыло крестоносцев. Немногие вернулись из этого дерзкого налёта, но главное было достигнуто: они ещё раз задержали ливонцев, смешали строгое построение клина и ослабили силу его натиска на неопытное и плохо вооружённое ополчение.

Мужики Буслая встретили рыцарей столь бесстрашно и дружно, что те поначалу даже несколько растерялись: противник сражался неизвестными им способами. Смерды не придерживались единой линии, кидались вдруг, скопом, пятеро на одного, бросали драные полушубки на мечи и тут же хватались за них, стаскивая рыцарей с сёдел. Их тяжёлые топоры и дубины гнули железо доспехов, ливонцы глохли и теряли сознание от грохота ударов по глухим шлемам, мужики гибли десятками, но на месте павших тут же оказывались другие.

— Бей их, мужики!… — неистово орал Буслай, размахивая припасённым колуном на длинной ручке, при удачном ударе которого шатались и падали рыцарские кони.

Ливонцам самое время было раздаться и выпустить из глубины клина пехоту, чтобы та стрелами расчистила им путь. Но все их попытки развернуться упорно сдерживали отошедшие на обе стороны «свиной головы» дружинники Невского, обретшие новое дыхание и новую ярость. Клин затоптался, сзади его поджимали накатывающиеся ряды рыцарей из глубины, которым уже невозможно было остановиться. В пылу схватки Буслай уже позабыл о приказе Невского чуть отступить и пропустить рыцарей к береговому обрыву, но ливонцы обречены были сами исполнять тактический замысел своего противника: им необходимо было во что бы то ни стало вырваться из свалки, а прорываться оказалось возможным только вперёд. Воинами они были опытными, а потому утроили свои усилия, понимая, что в этой сумятице все преимущества перешли на сторону оборонявшихся.

Острие клина затупилось, уткнувшись в дружное и отчаянное сопротивление, разгон «железной свиньи» захлебнулся в тесной и вязкой обороне, и рыцарям пришлось скорее проламываться на простор, чем с ходу пробиваться к нему. Но они проломились, частью изрубив, частью потоптав упрямых мужиков. Проломились, успели дисциплинированно перестроиться, набрать новый разгон и… и на этом разгоне упёрлись заново созданным остриём в непреодолимый береговой обрыв урочища Узмень. Кони их завязли в наметённом под крутым берегом снегу, клин стал плющиться, расползаться, а сзади накатывали все новые и новые волны рыцарей и кнехтов.

— Упёрлись!… — в восторге заорал Савка с вершины Вороньего камня. — Рылом в обрыв упёрлись!…

— Наш черёд, брат, — облегчённо вздохнул Александр, перекрестившись и надевая боевой шлем. — За Русь!…

Закалённая в боях, хорошо отдохнувшая дружина великого князя Ярослава на ходкой рыси ударила с тыла в ливонский клин. И хотя не успевших принять участие в сражении рыцарей в нем было несравненно больше, чем в голове «свиньи», им пришлось останавливаться и разворачиваться для боя. Это требовало времени, но как раз времени Невский им и не дал. Кони отцовских дружинников были перекованы, лучше держались на льду, а значит, хорошо слушались повода и не боялись скачки. Да и сами дружинники были куда подвижнее и легче закованных в глухие латы, грозных, как башни, но и неуклюжих, как башни, рыцарей Они привыкли сражаться в монолитном строю, но всадники князя Александра не дали им возможности выстроиться. Битва сразу распалась на отдельные схватки, в которых малоподвижные и плохо видящие сквозь узкие прорези шлемов ливонцы были обречены.