Томас Костейн - Гунны

— Нет. Редко.

— А напрасно. Они это обожают. Учти, лошади не любят одиночества, им нравится, когда их не оставляют без внимания, разговаривают с ними. Позволь мне рассказать историю о Хартагере. В заезде в Константинополе, когда мы вернулись на дистанцию, я знала, что наверстать упущенное практически невозможно. Слишком далеко ускакал Сулейман. Я наклонилась к уху нашего короля и сказала, сколь важна для меня его победа над этим быстроногим арабом. Я вновь и вновь просила его бежать быстрее, потому что в грохоте копыт он мог не расслышать моих слов. Наконец, он, похоже, понял, чего я от него добиваюсь. Николан, он кивнул! Совсем как человек, наклонил и снова поднял свою красивую голову. И мгновенно прибавил в скорости. С того момента управлять им необходимости не было. Он сам знал, что надо делать.

А когда мы проскочили финишный столб, я не знала, пришел Хартагер первым или нет, потому что финишировали лошади нос к носу. И Хартагер повернул голову. На одно мгновение. Чтобы поймать мой взгляд и вновь кивнуть. Он словно говорил мне: «Ты просила меня победить, моя госпожа. И я выполнил твою просьбу».

Но полной уверенности в нашей победе у меня по-прежнему не было. Судьи могли присудить ее арабу. И я сказала: «О, король, ты уверен? Ты действительно обошел его? Мы выиграли?» Он снова посмотрел на меня. В его взгляде читалось нетерпимость к человеческим слабостям. Я чувствовала, что, будь у него язык, он бы отчитал меня: «Ты должна полагаться на мое слово. Я знаю, за мной победа или нет».

От дома кто-то позвал Ильдико. По голосу чувствовалось, что она очень нужна.

— Меня зовут, — от волнения у Ильдико перехватило дыхание. — Наверное, что-то с отцом. Николан, я боюсь! Нам надо спешить.

И, так и не надев башмачки, побежала по дороге, не обращая внимания на то, что камешки впивались в ее ступни. Николан не отставал ни на шаг.

У двери она посмотрела на него.

— Должно быть, это первый удар судьбы из тех, что мы ожидали!

Бастато коротко глянул на Николана.

— Так я и думал, — пробормотал он и откинул полотняный полог, служивший дверью в спальню Мацио. Вошел первым, открыл деревянные ставни, преграждавшие дьяволу путь в дом.

Всю обстановку спальни составляла кровать, на которой лежал Мацио. На одной стене висело распятие, меч старого воина стоял в углу.

Глаза умирающего, казавшиеся огромными на исхудалом лице, повернулись к гостю.

— Ты Николан, сын Саладара Ильдербурфа, — прошептал он. — Я хочу тебе кое-что сказать. Остальным этого знать не нужно.

Николан опустился у кровати на одно колено.

Каждое слово давалось старику с трудом. Однако, усилием воли он заставлял себя говорить.

— Я могу доверять тебе. Мой сын Рорик, когда-то твой друг, не погиб. Он жив и идет сюда. Но он серьезно ранен, и сил у него немного.

— Слава тебе, Господи! — воскликнул Николан. — Я так часто молился об этом. Вот и решение всех наших проблем. Я думаю, мы будем близки как Давид [7] второй царь Израиля, помазанный на престол после гибели в битве Саула и четырех его сыновей, включая Ионафана и Ионафан [8] старший сын первого всеизраильского царя Саула, близкий друг Давида .

Мацио медленно повернул к нему голову.

— Сын моего давнего друга! — прошептал он. — Поверь тому, что я тебе сейчас скажу. Я видел Рорика и говорил с ним этой ночью. Это был сон, но я знаю, что Рорик жив и я говорил с ним, словно наяву.

И старик начал пересказывать содержание сна, часто останавливаясь, чтобы перевести дух и собрать остатки сил. Он осознавал, что лежит в своей постели, потому что видел, как лунный свет отражался от рукояти его меча, стоявшего в углу. И тут стена за изножием кровати как бы отошла в сторону. Но его усталым глазам открылся не луг, начинающийся за домом, а чужая страна, в которой, однако, ему доводилось бывать. Вдали в небу вздымались высокие горы. С их склонов стекала быстрая река, течение которой на равнине заметно замедлялось. У самой комнаты река поворачивала и исчезала из виду. На другом берегу реки стоял большой круглый каменный дом. Издалека доносился какой-то монотонный звук. Как догадался Мацио, мычание скота.

И тут он услышал голос сына.

— Ты наконец-то пришел, отец мой.

— Ты ждал меня, Рорик?

— Да, отец мой. Мне не хватало тебя.

В этот момент Мацио не сомневался, что уже умер, и его сын пришел, чтобы встретить ему помочь подняться в горы и по тропе, уходящей на небо. Однако, вскоре он понял, что дело обстоит иначе. На месте одного глаза Рорика он увидел ужасный шрам. Рорик совсем ослаб и несколько сделанных им шагов лишили его последних сил. Мацио знал, что люди, переходя в царство божие, не берут с собой своих ран, а все их увечья исчезают, как только душа отделяется от тела Таким образом ему стало абсолютно ясно, что вошел в комнату и сел у его кровати живой Рорик, из плоти и крови.

Разговор отца и сына не занял много времени. Рорик объяснил, каким образом ему удалось уцелеть в той ужасной битве. Тяжело раненого, его вынес с поля боя другой оставшийся в живых, и несколько месяцев он боролся со смертью в крестьянской хижине. Наконец, молодой организм победил, и Рорик двинулся к дому. Шел он в одиночку, и ему приходилось часто и надолго останавливаться, собираясь с силами и полагаясь на милосердие бедняков тех стран, через которые лежал его путь.

Между отцом и сыном установилось полное взаимопонимание. Рорик знал, сколь близок к смерти его отец. Как и о том, что Ильдико вернулась вместе с Николаном.

— Я не смогу прибыть домой вовремя, если мне не помогут, — несколько раз повторил Рорик. Мацио понял, что он говорит об опасности, грозящей его сестре и другу. — Пошли за мной Николана. Немедленно.

Старик так обессилил, что тяжелые веки опустились на его глаза. Николан какое-то время ждал продолжения, а потом не выдержал.

— Где я его найду?

У него не возникло ни малейшего сомнения в правдивости рассказа Мацио. В мире снов творились таинственные вещи, понять которые могли только сказители, но он сразу поверил, что отец и сын нашли способ общения на расстоянии.

Мацио ответил после долгой паузы.

— Я… я не могу сказать этого. Мой разум отказывается направлять мой язык.

Николан вспомнил, что его отец, когда он был маленьким, часто ездил в Раэтию, расположенную не столь уж далеко от плоскогорья. Отец рассказывал, что горы там очень высокие, а население отдает предпочтение не лошадям, а быкам и коровам.

— Он в Раэтии? — спросил Николан.

Глаза Мацио широко открылись, но Николан понял, что видит старик не горный хребет, а голую стену и окно с распахнутыми ставнями.

— Раэтия, — прошептал он. — Я не помню.

— Раэтия лежит на его пути из Галлии, — добавил Николан. Если он двигался на юг между горами и великой рекой, Раэтию ему не обойти. Но страна это большая, а население невелико.