Донна Кросс - Иоанна – женщина на папском престоле

Гилза уже не улыбалась.

– Значит, я бесплодна?

– Твое будущее темное и пустое, – завывала Балтильда. – Тебе предстоят боль, смятение и страх.

Гилза замерла, как кролик под пристальным взглядом удава.

– Хватит! – Джоанна выхватила руки Гилзы из клешней старухи. – Пойдем, – сказала она, и Гилза подчинилась, как ребенок.

Едва они вышли из сарая, Гилза расплакалась.

– Ну же, глупышка, – успокаивала ее Джоанна. – Старуха сумасшедшая, не обращай на нее внимания. Эти прорицательницы все лгут.

Гилза не успокаивалась. Она плакала и плакала, и, наконец, Джоанна повела ее в ряды со сладостями, где они купили инжир в сахаре и наелись так, что Гилза наконец-то успокоилась.

В ту ночь, когда они рассказали Джеральду о своем приключении, он рассвирепел.

– Что еще за колдунья? Джоанна, Гилза, завтра вы отведете меня к этому сараю. У меня есть что сказать этой ведьме, чтобы не пугала девочек. Но пока, Гилза, не принимай близко к сердцу всякую ерунду. Зачем вы только пошли на это? Почему же ты не удержалась от этой глупости? – с укоризной спросил он Джоанну.

Джоанна полностью осознавала свою вину, но ей так хотелось верить в могущество Балтильды. Разве не обещала старуха, что она узнает тайну ее сердца? Если она права, Джоанна станет великой, несмотря на то, что она девушка, несмотря на то, что все считают это невозможным.

Но если Балтильда угадала будущее Джоанны, – значит и про Гилзу она сказала правду.

На следующий день они вернулись туда, где стоял сарай, но его уже не было. И никто не знал, куда исчезла старуха.

Когда наступил май, Гилза вышла замуж за графа Хуго. Возникли кое-какие трудности с тем, чтобы назначить время для первой брачной ночи. Церковь запрещала интимные отношения в воскресенье, в среду и пятницу, а также в течение сорока дней перед Пасхой, в течение восьми дней после Троицы и за пять дней до причастия, накануне Великого поста, или праздника Вознесения. В общем, около двухсот двадцати дней в году интимных отношений предписывалось избегать, а если учесть еще и менструальные дни Гилзы, то выбирать было практически не из чего. Но наконец-то они определили двадцать четвертый день месяца, который устроил всех, кроме Гилзы, ибо ей очень хотелось, чтобы торжества начались поскорее.

И великий день настал. Все завертелось вокруг Гилзы. Прежде всего помогли надеть ее любимую желтую тунику с длинными рукавами, а поверх прекрасное платье, сшитое из сверкающей золотом и серебром ткани, купленной на ярмарке в Сэн-Дэни, красивые складки шли от плеч до пола, такие же были на широких рукавах до локтей. Талию обвивал тяжелый пояс, украшенный камнями, приносящими счастье: агатом – чтобы охранял от лихорадки; известняком – чтобы защищал от дурного глаза; гелиотропом – для плодовитости; яшмой – для легких родов. И наконец на Гилзу надели легкую, изящной выделки шелковую вуаль. Она ниспадала до самого пола, скрывая плечи и золотисто-каштановые волосы. В своем свадебном наряде Гилза не могла ни ходить, ни сидеть, опасаясь помять его, и напоминала чучело экзотической птицы.

«Нет, только не я», – думала Джоанна. Она не хотела выходить замуж, хотя через семь месяцев ей исполнится уже пятнадцать. Еще через три года она будет старой девой. Джоанна не понимала, почему девушки ее возраста так стремятся замуж. После свадьбы женщина сразу же становилась практически рабыней. Муж имел полную власть над собственностью жены, ее детьми, ее жизнью. Испытав тиранию отца, Джоанна решила никогда не давать мужчине такой власти над собой.

Простая и доверчивая Гилза напротив стремилась к замужеству. Граф Хуго, величественный в своем наряде и в мантии, отороченной горностаем, ожидал ее на крыльце собора. Гилза приняла его руку и стояла гордая, пока Видо громогласно перечислял все земли, слуг, скот и вещи, составлявшие приданое, Затем свадебная процессия вошла в собор, где перед алтарем их ждал Фулгентиус, чтобы провести торжественную церемонию венчания.

– Quod Deus conjunxit homo non separet. – Латинские слова Фулгентиус произносил неуверенно. Перед тем, как стать епископом, он был воином, а поскольку учиться начал поздно, одолеть латинскую грамоту до конца ему так и не удалось.

– In nominee Patria et Filia… – Джоанна морщилась пока Фулгентиус произносил благословение, напутав все так, что вместо «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа» получилось «Во имя Страны и Дочери».

Закончив эту часть службы, Фулгентиус с явным облегчением отвернулся к Геодиску.

– Да будет эта женщина любезна, как Рахиль, предана, как Сара, и плодовита, как Лия. – Он ласково положил руку на голову Гилзы. – Да родит она много сыновей, которые прославят дом ее мужа.

Заметив, как у Гилзы дрожат плечи, Джоанна поняла, что она пытается подавить смех.

– Да будет она подобна собаке, которая не сводит глаз со своего хозяина и предана ему всем сердцем. Даже если хозяин побьет ее плетью и камнями, собака следует за ним, помахивая хвостом. – Джоанне это показалось слишком, но Фулгентиус смотрел на Гилзу ласково и явно не желал обидеть ее. – Ради лучшей и верной цели, – продолжал он, – женщина должна бесконечно и верно любить своего мужа.

Он обратился к графу Хуго.

– Да будет этот мужчина смел, как Давид, мудр, как Соломон, силен, как Самсон. Да преумножатся его владения и состояние. Да будет он справедливым господином этой женщины, никогда не наказывая ее больше, чем она заслуживает. Да увидит он рождение своих сыновей, достойных его имени.

Они обменялись клятвами. Граф Хуго поклялся первым, надел кольцо из византийской бирюзы на безымянный палец Гилзы, где пролегала вена, ведущая к сердцу.

Настала очередь Гилзы. Джоанна слышала, как Гилза произносила свою клятву звенящим радостным голосом. Она не сомневалась в будущем.

«А каким будет мое будущее?» – думала Джоанна.

Она не могла учиться в школе вечно, но впереди еще три года. Джонна предавалась мечтам, видя себя учительницей в одной из солидных кафедральных школ, возможно, в Реймсе или даже в дворцовой школе, где изучают мудрость веков, среди таких же ученых, как она. Мечтать всегда приятно.

Но вдруг ей в голову пришла страшная мысль, что произойдет, если придется расстаться с Вилларисом, а значит, с Джеральдом.

Джоанна знала, что когда-то покинет Вилларис. Но в последние несколько месяцев она гнала от себя эту мысль, решив жить только настоящим, радуясь близости Джеральда каждый день.

Она любовалась его точеным профилем, стройной фигурой, рыжими волосами, волнами ниспадающими на плечи.

«Самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела», – не в первый раз подумала она.

Словно угадав мысли Джоанны, Джеральд повернулся к ней, и их глаза встретились. Что-то в его взгляде – нежность или мягкость – взволновало ее. Но в тот же миг это выражение исчезло, она даже не поняла, было ли оно, но в душе осталась теплота.