Оливия Кулидж - Крестовые походы

«Да он дьявол, а не человек», – ошеломленно подумал менестрель. Хозяин Дюрренштайна вплел в свою тираду короля Ричарда, обвинив его в высокомерии, с которым он распустил армию. Договор Ричарда с Саладином оставил Иерусалим в руках неверных, превратил баронов в безземельных бедняков, разорил паломников-рыцарей, отправившихся за море, чтобы завоевать себе поместья в королевстве.

Менестрель слушал, время от времени кивая, когда этого требовала важность довода. Он думал: «Неизвестно, что этот человек может предпринять, по приказу из Вены или без оного. В любую ночь, напившись, он может подняться по лестнице на башню с мечом в руке и убийством на уме». Кроме того, он думал о том, как рано он сможет отсюда убраться и под каким предлогом; раздобудет ли лошадь или придется тащиться пешком; в Вормсе ли еще император Генрих или перебрался в Ратисбон. Стараясь унять дрожь в руках, он прижал их к коленям.

Император переехал в Ратисбон, а епископ Майнцский, который путешествовал вместе с ним, продолжил путь вниз по реке до Вены. Там он тайно уединился с герцогом Леопольдом.

– Император требует передать короля Ричарда ему в руки, ибо этот самый король причинил ему большую несправедливость.

В притворном гневе герцог Леопольд ударил по ручке кресла:

– Как я могу выдать короля Ричарда, если у меня его нет?

– Если нет короля Ричарда, – сказал посланник, глядя герцогу прямо в глаза, – извольте сдать Дюрренштайн.

Леопольд вздрогнул, краска бросилась ему в лицо. Целую минуту он смотрел на епископа, опустив подбородок на руку, и обдумывал то, что услышал.

– Кто вам сказал, – наконец спросил он тоном, не сулившим кому-то ничего хорошего, – о Дюрренштайне?

Епископ покачал головой, поскольку сам этого не знал.

– Император заплатит вам часть выкупа, – пообещал он.

– Сколько? – быстро поинтересовался Леопольд, приготовившийся задорого продать своего пленника, если уж ему не суждено его удержать.

Епископ вернулся в Ратисбон с согласием, подписанным и скрепленным печатью, а герцог Леопольд, взяв с собой сорок воинов, поскакал в Дюрренштайн, где он осведомился, как сторожили пленника и с кем он говорил. Визит менестреля не произвел здесь большого впечатления, потому что странствующие актеры постоянно заходили в замок. Даже в момент прибытия герцога во дворе находилась парочка представителей этой профессии.

– Если он ни разу не оставался один и ни с кем не говорил, то, наверное, он подкупил одного из стражников.

Но хозяин Дюрренштайна поклялся, что ни один из стражников никогда не оставался наедине с пленником. Даже он сам во время своих редких визитов в башню всегда брал с собой двоих людей, поскольку король Ричард силен и мог быть опасен.

– Ей-богу, я докопаюсь до правды, – поклялся герцог.

Его соблазняла мысль подвергнуть владельца замка пыткам. Но скорее ответ мог знать другой человек, находившийся в замке. Леопольд поднялся по лестнице и вошел в маленькую комнатку, где содержали короля Ричарда.

Король сидел на единственном стуле и смотрел на своего врага. Это был высокий мужчина с рыжими волосами, голубыми глазами и желтой кожей, так как загар от восточного солнца поблек в тусклой и холодной комнатке, освещаемой одной узкой щелью в стене. Его одежда обносилась и немного потерлась, плечи были закутаны грубым одеялом. Тем не менее он безусловно имел вид человека, которому не требовалось прикладывать усилия, чтобы его заметили, так как он был первым и в любых обстоятельствах должен был оставаться первым.

Герцог Леопольд, не желая стоять в присутствии пленника, сел на кровать. На это Ричард поднял рыжеватые брови, но ничего не сказал.

– Вы поедете в Ратисбон, – резко начал герцог. – Император Генрих хочет предъявить вам весьма крупный счет!

Ричард не проявил ни удивления, ни беспокойства. Он просто мягко заметил:

– Ну, прием у императора будет более… теплым, чем в этой мышиной норе!

– Кто передал ему послание от вас? – спросил герцог. Он сжал руку в кулак и ударил себя по колену. – Предупреждаю, я обязательно получу ответ!

– Ничтожный человек, – король поднял голову и посмотрел на Леопольда свысока, – герцоги не разговаривают таким тоном с королями. С императорами, насколько мне известно, это возможно.

Герцог нахмурился, переполняемый ненавистью к своему беспечному, высокомерному пленнику, которому не хватало здравого смысла, чтобы просто быть вежливым. В распоряжении Леопольда имелись пытки, а когда дело доходит до них, то короли ничем не лучше своих подданных. Но Ричард не обращал внимания на угрозы. Император Генрих, заметил он, надеется получить его в надлежащем состоянии.

При этом напоминании герцог Леопольд свирепо посмотрел на Ричарда. Он знал, что не выдержит возмущения церкви, своего сеньора-императора и даже своего народа, если будет обходиться с королем Ричардом как с обычным преступником. «Это может стоить мне герцогства», – зло подумал он.

– Клянусь Девой Марией, – произнес он, – на свете существуют яды, убивающие не сразу. Считается также, что некоторые лихорадки и язвы заражают постель больного человека. Король Ричард Английский может прибыть в Ратисбон в добром здравии, а потом уже заболеть… В Иерусалиме, насколько я помню, тоже был прокаженный король.

Нельзя было сказать, что король Ричард побледнел, поскольку цвет его лица и так был нездоровым. Естественное для него высокомерное выражение также осталось прежним, но какое-то время он сидел молча, обдумывая слова герцога. Наконец он повернул голову и кивнул на дверь, рядом с которой застыли два охранника:

– Пусть выйдут, они могут подождать снаружи. – А когда стражники не могли их слышать, он спросил: – Чего вы хотите?

– Кто выдал ваше местонахождение? – зло спросил герцог Леопольд. – Его жизнь или ваша, мой король.

– Поклянитесь на кресте вашего меча, что доставите меня в Ратисбон, не причинив вреда. Тогда скажу.

Герцог Леопольд поклялся. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как от страха король пал столь низко. Этот триумф хоть немного его утешил. А виновника он велит разорвать на части во дворе под окном короля. Слышимость здесь была хорошая – из окна очень ясно доносилось пение менестрелей.

Ослепительно улыбнувшись ему, Ричард показал на щель в стене, сквозь которую слышалось монотонное пение:

– Это был мой менестрель Блондель, напевший под окном мотив, который я для него написал. Вам следовало схватить его, когда он развлекал вас, потому что теперь уж он вряд ли когда-либо появится в Дюрренштайне.

– Мы не можем себе этого позволить, – возразила госпожа Маргарита де Буавер сиру Эду, когда они оказались надежно укрытыми за пологом своей кровати.