Григол Чиковани - Шони

— А какой же он был?

— Какой? Самый хороший, лучший из всех… — Красивое, молодое лицо Пуцу озарилось улыбкой.

— Так почему же… шони такой смешной?

— О каком шони ты говоришь, Циру?

— Ну, а потом? — допытывалась Циру, не отвечая. — Что с тобой было потом?..

— Понравился он мне…

— А что еще было? Ну, понравился… А потом что? А потом ты убежала?

— Что ты, Циру, зачем мне было убегать!

— Но тебе не было смешно?

— А что в этом смешного?

— Значит, ты не убежала и не смеялась? А мне вот смешно. — И Циру опять безудержно расхохоталась.

— Перестань, Циру, — прижала ее к сердцу Пуцу. — Ты просто влюблена.

— Ой, правда! — воскликнула Циру. — Скажи мне, Пуцу, а когда Гуджу посмотрел на тебя, что с ним сделалось?

— Я ему тоже понравилась.

— А как ты узнала об этом?

— Он смутился и не мог выдержать моего взгляда…

— А что еще было с ним?

— Лицо у него покраснело, как бурак…

— Ой, и с ним так было, Пуцу!

— С кем? Скажи, наконец, с кем, Циру?

— Да с шони, с шони…

Гау лежал под платаном на бурке, подушкой ему служил свернутый мешок. Несмотря на усталость, он не мог уснуть: все мерещился ему образ девушки. Тщетно закрывал он глаза, ворочался с боку на бок, сон упорно не шел к нему. Мог ли он думать, что в это время, скрывшись за платаном, над ним стоит сама Циру и не сводит с него глаз…

«Что это так тревожит его?» — спрашивала она себя, трепеща от страха, что сван услышит, как бьется ее сердце. И вдруг Гау поднял голову и присел.

— Чего ты хочешь от меня, девушка? — сказал он как бы про себя, и в голосе его слышалось отчаяние. — Пожалей меня!

— О, шони! — невольно отозвалась Циру.

Гау вскочил со своего ложа, и оба они, испуганные и трепещущие, оказались друг против друга. Циру опомнилась первой.

— Не смотри на меня так, шони, а то я закричу… — сказала она тем же лукавым тоном, что и при первой их встрече. — Боже, какой ты смешной, шони, и лицо у тебя красное, как бурак!..

Циру громко рассмеялась, тряхнула волосами, откинув их назад, убежала и тенью скользнула в дом.

Утром Циру и ее мать с удивлением обнаружили, что старый, поломанный забор вокруг двора приведен в полный порядок, а сван, стоя под платаном на одном колене, точит мотыгу Циру. Мать и дочь переглянулись.

— Смотри-ка на этого шони, — улыбнулась мать. — Уж не собирается ли он к нам в женихи!

Между тем сван, окончив точить, тронул пальцем острие мотыги, приставил ее к стволу платана, перекинул за спину мешок и бурку и направился к женщинам.

— Я ждал, пока ты встанешь, мать, — сказал он, обращаясь к хозяйке и не глядя на Циру. — Хотел поблагодарить тебя.

— Это тебя надо благодарить, сынок, да будет благословенна твоя рука! Пусть будут счастливы твои родители за то, что вырастили такого хорошего сына. Обожди, сынок, я накормлю тебя.

— Не надо, мать, я не ем по утрам.

— Он, наверное, заодно съедает завтрак и полдник, — улыбнулась Циру. — Так ведь, шони?

Она смотрела на Гау, но он опустил глаза.

— Оставайся с миром, мать…

И Гау повернулся было, чтобы уйти.

— Мама, — будто между прочим сказала Циру, — по-моему этот шони ищет работу. А Катран-батони нужно канаву выкопать…

— Как это я забыла, чтоб мне сквозь землю провалиться! — воскликнула хозяйка. — И виноградник нужно огородить Катран-батони! Это вон там, сынок, в конце проселка!.. У него работы месяца на два хватит. Правда, он немного прижимист, этот Катран-батони, смотри, чтобы он не надул тебя при расчете!..

Гау так был погружен в мысли о Циру, что не расслышал слов хозяйки. Ничего не ответив ей, он повернулся и пошел к воротам, даже не взглянув на Циру.

Остро наточенная мотыга то и дело врезалась в корни кукурузы. «Договорился ли шони с Катран-батони?» Подрезанная под корень кукуруза глухо валилась на землю. «И зачем только пошла я в поле! Может, он не договорился с Катран-батони и ушел…» Циру бросила полоть и безотчетно направилась к реке. Гау стоял на том же месте, где они в первый раз повстречались, и глядел на воду.

— Шони! — тихо окликнула Циру.

Гау не оглянулся.

— Шони! — крикнула она снова.

Он стоял не шевелясь, глядел на реку.

«Может, он думает, что я в реке, как и тогда?»

— Шони!

«С ума я сошла! Зачем ему приходить сюда сейчас? Конечно, я не в своем уме!»

— Шони! — громко прошептала она, подходя к нему вплотную и протягивая руки, — видение исчезло.

«Ой, какая я глупая!» — рассмеялась Циру. Ей было радостно, что она ни на миг не расстается с Гау.

Циру решила пойти к Катран-батони: а вдруг Гау не договорился с ним и ушел из села?

Вот показались дом, двор, виноградник Катран-батони. Сван стоял у разобранного забора и затачивал колья. Он был в одном архалуке с расстегнутыми застежками.

Гау поднял голову и увидел Циру. Девушка приближалась к нему какой-то нежной, изящной и вместе с тем непринужденной походкой. Она ступала уверенно и твердо. Длинные, обнаженные руки были свободно опущены вдоль бедер. Сейчас, после купанья, она ощущала в себе преизбыток юной силы.

— Здравствуй, шони!

— Здравствуй!

— Меня зовут Циру, шони.

— А меня Гау.

— Гау?

Сван кивнул головой.

— Га-у, — повторила Циру.

— Ци-ру, — повторил сван. — Сошедшая с небес. Хорошее имя.

— Сошедшая с небес, — рассмеялась Циру. — Никому, кроме тебя, не нравится мое имя, Гау. — Она лукаво глядела на свана из-под упавших на лоб волос. — А я уже подумала, что ты не договорился с Катран-батони…

— Договорился.

— Он очень скупой, Катран-батони.

— Я бы и за полцены пошел к нему работать…

— Почему, Гау? — Циру глядела на него и радовалась, что он не выдерживает ее взгляда. — Почему ты работал бы за полцены, Гау?

— Не знаю…

— Ничего-то ты не знаешь, Гау.

— Ничего не знаю… — повторил Гау. Он сразу понял, что сказал глупость, и еще больше смутился.

— Какой ты смешной, право!.. А знаешь, ты так наточил мотыгу, что она режет, как бритва.

— Мотыга должна быть острой…

— А я из-за нее всю кукурузу порубила, это ты виноват…

— Да, я виноват…

Им обоим страстно хотелось открыть сердце друг другу, но они не решались.

— Гау, — сказала после долгого молчания Циру, — Катран-батони очень скупой, смотри, чтобы он не заморил тебя голодом.

— Как собака от хромоты не помрет, так и Гау от голода.

— Какой ты смешной, Гау!

— Знаю, что смешной…

— А надолго ты нанялся к Катран-батони, Гау?

— На полтора месяца.

— Это очень мало, Гау… Полтора месяца пройдут быстро.

Гау промолчал.

— До свидания, Гау.

— Уже уходишь?

— А что мне делать?

Ему хотелось сказать: побудь еще немножко со мной. Впрочем, Циру и так догадалась: она повернулась, собираясь уходить, но смотрела на дорогу и не уходила.