Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 2)

Итак, размышляя над всеми этими вещами, Томас Ньюком хитро заманил своего племянника Барнса на обед под предлогом разговоров о делах великой "Б. Б. К.o". За десертом, когда стаканы были наполнены, полковник, но своей доброй старомодной привычке, провозгласил тост, и они выпили за процветание "Б. Б. К.o". Барнс выпил за это со всей готовностью своей благородной души. "Б. Б. К.o" преуспевала, вела большие дела с банкирским домом "Братья Хобсон и Ньюком" и имела у них крупный балансовый счет, каковой, как прекрасно знал сэр Барнс Ньюком, был хорошо обеспечен. Барнс согласен был принять к оплате любое количество их векселей при условии соответствующих перечислений. Он готов был вести сколько угодно дел с индийским или любым другим банком, с любым человеком, христианином или язычником, черным или белым, лишь бы это шло на пользу банкирскому дому "Братья Хобсон и Ньюком". Он говорил о сем предмете с лукавой откровенностью. Как деловой человек он, разумеется, охотно брался за каждое прибыльное дело, а дело "Б. Б. К.o" безусловно было прибыльным. Однако материальные соображения, в коих он, как светский человек, смело признавался, не мешали ему испытывать и более благородные чувства.

— Я счастлив, от души счастлив, дорогой полковник, — заявляет Барнс, что наша фирма и наше имя оказались полезными, как я слышал, при создании предприятия, в котором участвует один из членов нашей семьи, всеми нами горячо любимый и уважаемый. — И он пригубил вино и слегка покраснел, отвешивая поклон своему дядюшке. Оп почувствовал, что в некотором роде произносит речь, а это чуточку нелепо, когда перед тобой один-единственный слушатель. Будь здесь большое общество, Барнс и не подумал бы краснеть, залпом осушил бы стакан, возможно, похлопал бы себя по жилету и взглянул бы на председателя, то есть на своего дядюшку; ведь он, по-видимому, и впрямь был уверен, что горячо любит и уважает полковника.

— От всего сердца благодарю вас, Барнс, — сказал полковник. — Людям всегда лучше жить в дружбе, особенно когда они находятся в таком близком родстве, как мы с вами.

— Право, это родство делает мне честь! — замечает Барнс с беспредельной любезностью. Про себя-то он, конечно, считал, что небо подарило ему определенное превосходство над дядюшкой.

— И еще я очень рад, — продолжал старик, — что вы с моим сыном добрые друзья.

— Ну конечно, друзья. Странно было бы, если б столь близкие родственники не были друзьями!

— Вы оказывали ему такое гостеприимство, а леди Клара была так приветлива с ним: он писал мне про вашу любезность. Хм! А неплохой кларет. И где только Клайв его достает?

— Вы упомянули про это индиго, полковник, — перебивает его Барнс. Наша фирма, конечно, мало этим занималась, однако, я полагаю, что наш кредит нисколько не хуже, чем у "Джолли и Бейнза", и если…

Но полковник продолжал задумчиво:

— Когда я умру, мальчику достанется приличное состояние.

— Но вы же здоровяк, полковник, ей богу! Совсем еще молоды, и можете вторично жениться, — возражает племянник с обворожительным видом.

— Нет, я этого никогда не сделаю, — отвечает его собеседник. — Еще годик-другой, и мне стукнет семьдесят, Барнс.

— У нас в Англии это за старость не считают, сударь мой, какая это старость! Взять к примеру Титуса, моего соседа по имению, — кстати, когда вы пожалуете в Ньюком? — так он женился на премиленькой девице из прекрасной семьи — мисс Бутон, из девонширских Бутонов. А он с виду лет на двадцать вас старше, поверьте. Так отчего бы вам не последовать его примеру?

— Оттого, что я не хочу жениться и хочу сделать Клайва богатым человеком. Скажите, Барнс, вам известна нынешняя стоимость наших акций?

— Ну конечно! Правда, несколько теоретически. Впрочем, я, разумеется, знаю, почем они шли на прошлой неделе, — отвечает Барнс.

— Предположим, я сейчас реализую свои акции. В общей сложности у меня примерно шестьсот тысяч рупий. Около двухсот тысяч мне осталось от моего покойного батюшки. Кое-что я с тех пор накопил, а кое-что нажил на этом предприятии. И если я завтра распродам все акции, я могу выручить шестьдесят тысяч фунтов.

— Очень приличная сумма, полковник, — замечает Барнс.

— Еще у меня имеется пенсия — тысяча фунтов в год.

— Вы капиталист, любезный мой полковник, кто же этого не знает! восклицает сэр Барнс.

— Самому мне нужно не более двухсот фунтов в год, — продолжает капиталист, глядя в огонь и позвякивая мелочью в кармане. — Ну, а кров и стол, я надеюсь, мне предоставит сын.

— Э… э… если не сын, то ваш племянник, любезнейший полковник! заявляет преисполненный симпатии Барнс, сияя самой сладкой улыбкой.

— Как видите, я могу обеспечить мальчику щедрое содержание, — заключает Томас Ньюком.

— Вы можете обеспечить ему щедрое содержание сейчас и оставить хорошее наследство после! — сообщает племянник с такой благородной решимостью, как будто бы желая сказать: двенадцатью двенадцать — сто сорок четыре, за это вам ручается сэр Барнс Ньюком, не кто-нибудь!

— Нет, Барнс, еще до моей смерти, — продолжает дядюшка. — Я завтра же отдам ему все до последнего шиллинга, если только он женится, как мне хочется.

— Tant mieux pour lui! [47] Тем лучше для него! (франц.). — восклицает племянник, а про себя думает: "Надо, чтоб леди Клара нынче же позвала Клайва к обеду. Провались он совсем! Терпеть его не могу и всегда не мог. А ведь повезло же малому!"

— Человек с такими деньгами может выбрать себе жену получше, как говорят французы, не так ли, Барнс? — замечает полковник, пытливо вглядываясь в лицо племянника.

Лицо это горит благородным энтузиазмом.

— Какую пожелает! Из лучшего дома, даже титулованную, сударь мой! восклицает сэр Барнс.

— Так я хочу, чтобы это была ваша сестра, Барнс, моя милая Этель! говорит Томас Ньюком дрожащим голосом, и в глазах его появляется особый блеск. — Я мечтал об этом давно, пока разговор с вашим покойным батюшкой не заставил меня отказаться от этой мысли. Ваша сестра была тогда помолвлена с лордом Кью, и мечты мои были, разумеется, неосуществимы. Бедный мальчик совсем извелся, только и думает что о ней. А что до нее, то быть не может, чтобы она была равнодушна к нему. Я уверен, что она ответила бы ему взаимностью, если бы в семье хоть сколько-нибудь поощряли его ухаживание. Разве будет когда-нибудь у них обоих больше надежд на счастье? Они молоды, по сердцу друг другу, можно сказать, почти богаты, и только одна у них обуза — старый драгун, так ведь он постарается не обременять их собой. Дайте свое согласие, Барнс, и пусть они соединятся браком. И клянусь, весь остаток дней своих я буду счастлив и доволен, если стану кормиться от их щедрот.

Пока бедный полковник произносил эту речь, Барнс вполне мог обдумать свой ответ; и поскольку, выступая в роли летописца, мы берем на себя смелость воспроизводить не только речи и поступки джентльменов, но равно и их побуждения, то можем предположить, что ход его мыслей был таков: "Так у этого щенка, — размышляет Барнс, — будет три или четыре тысячи годового дохода. Неплохая сумма, черт подери! И дурак же его отец, что отказывается от таких денег! А может, он шутит? Да нет, он всегда был с придурью, этот полковник. Хайгет, кажется, здорово в нее влюблен, по крайней мере, он вечно торчит у нас в доме. Фаринтоша мы пока что не подцепили; еще, может статься, ни тот ни другой не сделают ей предложения. Бабушка, наверно, и слышать не захочет о таком мезальянсе, ну конечно же, мезальянсе! А все-таки жаль упустить четыре тысячи годового дохода, черт возьми!" — Такие, вполне логичные соображения проносились в голове Барнса Ньюкома, пока его дядюшка по ту сторону камина держал к нему вышеприведенную искреннюю речь.