Иван Вазов - Под игом

— Что же там слышно?

— Да ничегошеньки не слышно… Будь спокоен.

— Почему ты ушел от Стефчова?

— Он меня выгнал, убей его бог… Не будь я Рачко Прыдле, если я вру… На этом свете одна только честь у меня и осталась…

Огнянов прервал его взмахом руки.

— Вчера, перед уходом, кого ты видел в Бяла-Черкве?.. Соколова видел?

— Видеть-то видел, только не вчера, а позавчера, когда он шел к себе домой вместе с немцем.

— Никакого шума в городе не было?

— Не было.

— Турки не появлялись?

— Ни одной собаки.

— Бей никого не арестовал?

— Не слыхать что-то.

— Значит, в Бяла-Черкве все тихо и мирно?

— Я же тебе говорил… Можешь мне поверить.

— О чем там люди говорят?

— Ничего, хорошо говорят.

— То есть как это хорошо?

— Всякий своим делом занят… Вот, к примеру, я… у меня семья, дети, я торбу на плечи и айда по селам, работу искать… Ты скажешь — стыдно это? Нет, Граф, что тут стыдного… Рачко Прыдле такой человек, что дорожит своей честью… Потому что, прошу прощенья, ради чего живет человек? Ради своего честного имени…

Огнянов со злостью сжал кулаки.

Ему так страстно хотелось вырвать у этого дурака хоть малейший намек на то, что восстание в Бяла-Черкве начинается.

Но после еще одной бесплодной попытки Огнянов убедился, что спрашивать бесполезно по той простой причине, что Рачко ничего не знает, а в Бяла-Черкве, очевидно, действительно все тихо.

— Ты чего там возишься, Иван? — спросил Огнянов Боримечку, заметив, что тот роется в торбе пленника.

— Если эти ножницы нам не пригодятся, значит, я осел, — ответил Иван, вытаскивая из торбы большие ножницы, потом ножницы поменьше и складной железный аршин.

— На что они тебе нужны? Уши ему резать, что ли?

— Для пушки, будь она неладна; снарядов-то не хватает!

И Боримечка, разняв большие ножницы на половинки, каждую часть переломил об колено — железо только звякнуло, и в руках у Боримечки осталось по половинке от каждой половинки. Аршин он тоже разломал на части, как ломают деревянный прутик.

— Но помни! — обернулся он после этого к пленнику. — Если окажется, что дело твое нечисто, я и тебе голову скручу, потом оторву и — прямо в пушку!

И он устремил грозный взгляд на голову Рачко, такую маленькую, что она и впрямь могла бы уместиться в стволе пушки.

— Иван, ты ступай на Зли-дол, а он останется здесь, — сказал Огнянов. — Он не шпион, а просто дурак.

Услышав, что страшного Боримечку отсылают куда-то прочь, Рачко облегченно вздохнул.

— Прошу прощения, Граф, я могу и одежу починить этим разбойникам… Была бы только работа… а работа — не позор, и если ты человек честный…

— О каких это разбойниках ты говоришь? — строго остановил его Огнянов.

В ответ Рачко доверительно шепнул:

— Эти бунтовщики, прости господи, ведь они хотели крови моей напиться…

И он мигнул в сторону защитников укрепления.

— Поставьте его на окопные работы! — крикнул Огнянов и отошел.

К Огнянову подошел десятник.

— Что скажешь, Марчев?

— Неладное дело, — шепнул десятник. — Наши ребята головы повесили.

Огнянов нахмурился.

— Кто заражает малодушием других, будет немедленно наказан смертью! — крикнул он раздраженно. — У тебя есть кто-нибудь на заметке, Марчев?

Десятник назвал четверых.

— Позови их!

Обвиняемые подошли. Это были люди пожилые — портные и торговцы.

Окинув их строгим взглядом, Огнянов спросил:

— Это вы, господа, развращаете ребят?

— Никого мы не развращаем, — сердито ответил один из обвиняемых.

— А вы знаете, как наказывается подобное поведение в такой критический час?

Ответа не последовало. Однако в этом молчании было больше упрямства, чем страха.

Внезапная вспышка гнева омрачила лицо Огнянова, но он овладел собой.

— Расходитесь по своим местам, — проговорил он спокойно. — Мы подняли знамя восстания, и теперь уже поздно раскаиваться… Мы встретим врага здесь, и нечего поглядывать в сторону Клисуры… Вы защитите свои дома и семьи не тем, что вернетесь в город, а лишь в том случае, если будете твердо стоять здесь! Прошу вас, не ставьте меня в затруднительное положение…

Повстанцы не двигались.

Огнянов посмотрел на них с удивлением. Очевидно, так они выражали свой протест.

— Что вы хотите еще сказать?

Повстанцы переглянулись, и один из них проговорил:

— Нам все это ни к чему.

— Я никогда в жизни ружья в руках не держал, — добавил другой.

— Никто из нас не держал, — сказал третий.

— Не по душе нам кровь проливать…

— Струсили? — спросил Огнянов, думая пристыдить их этим вопросом.

— Не грех признаться, если и…

— Боимся, да! — злобно огрызнулся первый.

— У нас семья, дети.

— Мы свою жизнь не на улице нашли, — раздраженно прибавил тот, что был посмелее.

— Ваша жизнь, ваши семьи, ваши дома ничего не значат по сравнению с освобождением Болгарии! А главное — с честью Болгарии! — дрожащим голосом воскликнул Огнянов. — Я еще раз прошу вас: не будьте малодушными, не заставляйте меня принять против вас крайние меры.

— Непривычно нам из ружей стрелять да бунтами заниматься. Отпусти нас.

Огнянов понял, что добром он с ними не сладит… Негодование кипело в нем, но он старался сдерживаться. С горечью убедился он в том, что только глубокое отчаяние и боязнь борьбы придают этим малодушным людям решимость и смелость признавать себя трусами, не краснея от стыда, вслух, перед самим начальником.

От такого признания до панического бегства — один шаг. И Огнянов решил действовать беспощадно.

Нельзя было допускать дальнейшего распространения заразы. Дисциплина прежде всего!

— Господа! Будете вы подчиняться велению долга или нет? — спросил он сурово.

Ответа он ждал с помрачневшим лицом и бьющимся сердцем.

В эту минуту за спиной Огнянова раздались громкие крики. Он повернулся и увидел неподалеку от себя Боримечку, гнавшегося за каким-то цыганом. Другие повстанцы, столпившись поглазеть на это зрелище, криками подзадоривали Боримечку, а тот, несмотря на свой богатырский шаг, никак не мог догнать босого и быстроногого цыгана… Некоторые даже стали целиться в цыгана из ружей, но Огнянов остановил их. Очевидно, беглец до сего времени скрывался где-то в Клисуре и теперь сделал попытку спастись бегством в какое-нибудь турецкое село. Те цыгане, которым в начале восстания удалось бежать из Клисуры, первыми принесли туркам весть о том, что там творится, и доставили подробные сведения о расположении повстанческих частей. И по своему складу, и по своим интересам цыгане тяготели к туркам и во всех подобных случаях были их верными союзниками и здесь и в других местах…

Боримечка, продолжая гнаться за цыганом, мчался с быстротою ветра, делая огромные прыжки. Но цыган бежал еще быстрее и все дальше отбегал от района укрепления. Теперь в него трудно было бы попасть и пулей. Но вдруг цыган остановился ошеломленный: навстречу ему шли два повстанца из дальних дозоров, и, таким образом, он очутился между двух огней. В то же мгновение Боримечка налетел на него с разбегу, сгреб его и вместе с ним повалился на землю. С укрепления послышались веселые возгласы.