Александр Филимонов - Проигравший.Тиберий

Они обнялись. Потом Германик проводил Постума, как тот попросил, в сад. Постум хотел уйти незамеченным. Он еще раз обнял Германика и через несколько секунд пропал за деревьями. Германик вернулся в дом.

Он испытывал странное чувство: и верил, и не верил в то, что рассказал ему Постум. Но была во всем этом какая-то неумолимая логика. Почему в самом деле уничтожается весь род Марка Агриппы? Что за странная избирательность у смерти? Во всяком случае, это следует тщательно обдумать. Он, Германик, всегда будет на стороне правды, и только это поможет ему выполнять долг перед отечеством. А правда всегда победит ложь, в какие бы одежды та ни рядилась.

Жене, обеспокоенной неожиданным уходом Постума, Германик объяснил, что шурин вдруг почувствовал себя неважно. Агриппина не поверила — это Германик видел, — но удовлетворилась таким объяснением. После визита Постума у них с женой словно появилась общая тайна. Агриппина, без сомнения, кое-что знала и понимала нежелание мужа говорить лишнее. Нечто новое в их взаимоотношениях. И Германик, никогда бы раньше не позволивший себе солгать жене хоть в малости и от нее не потерпевший бы недомолвок и умолчания, теперь почувствовал нечто вроде душевного облегчения: ему будет на войне не так тревожно за Агриппину, умеющую прятать чувства и мысли.

На следующий день Германик узнал, что Постума увезли. Остров назывался Планазия и находился где-то на полпути между Корсикой и Эльбой — необитаемый клочок каменистой суши, куда даже рыбаки и ловцы омаров приставали редко. Теперь там ловить рыбу было официально запрещено.

Ливия не вытерпела и избавилась от Постума, даже не дожидаясь, пока уедет Германик. Но, возможно, она сделала это нарочно, чтобы Германик узнал, к чему приводят тайные разговоры с нежелательными собеседниками. Ведь Ливия знала все обо всех — значит, и о встрече Германика с Постумом могла узнать.

Еще Германику сказали, что Постум не оказал никакого сопротивления и на корабль сел добровольно.

Юлия Младшая также отправилась в изгнание — на следующий год ее отвезли на островок Тримерию, недалеко от апулийского побережья. Перед этим она родила сына, который был объявлен незаконно прижитым от любовника. Этим любовником назвали сенатора Децима Силана, и не только его.

Несколько человек, по мнению Ливии, представляющих в сенате жалкие остатки республиканской партии, тоже были названы любовниками Юлии Младшей. И Децим Силан, и остальные уехали из Рима без права возвращения, на неопределенный срок. Младенцу Юлии не стали давать никакого имени, его просто, как делается в таких случаях, отнесли на склон горы в окрестностях Рима и оставили там, среди камней.

Поэт Публий Овидий Назон, ко всеобщему удивлению, попал в число обвиняемых в Юлином развратном поведении. То, что Овидий с ней прелюбодействовал, прямо не утверждалось, все-таки поэту шел уже шестой десяток, но он был обвинен Августом в том, что его любовная лирика, полная фривольностей, и особенно — «Наука любви», оказали на Юлию Младшую разрушительное воздействие. Изумленный и убитый горем Овидий навсегда уехал из Рима по эдикту самого Августа, а «Науку любви» изымали из всех библиотек и частных собраний, сваливали в кучи и сжигали. Пришлось потрудиться, так как поэма пользовалась большим успехом и была размножена в тысячах экземпляров. Вслед за ссылкой Юлии, ее любовников и несчастного поэта вышел указ императора об усилении надзора за нравственностью.

Возможно, в трудное время, когда государству приходится вести войну, самым главным является то, чтобы граждане отказывали себе в любовных удовольствиях. Возможно, в таком воздержании и проявляется патриотизм тех, кто не имеет возможности (или желания) взять в руки оружие. Как бы то ни было, но теперь нравственности стало придаваться первостепенное значение. Борьбу за чистоту душ возглавила сама Ливия.

Расправа с Юлией была лишь началом, лишь отправной точкой для великой борьбы. Ливия знала, что позор внучки, как в свое время позор Юлии Старшей, ранит Августа в самое сердце. И разгневанный Август с готовностью поверит в то, что все беды государства происходят от разврата.

Не рассердилась ли на римский народ Добрая Богиня? Этот вопрос Ливия задала мужу, зная, что он захочет считать правильным ответом — утвердительный. И в самом деле, не решила ли покровительница Рима наказать римлян лишением покровительства? Голод, мятежи в провинциях — это ведь все происходит не само собой, а по воле богов. Всем известно, что в декабре, на празднествах в честь Доброй Богини, знатные римлянки под руководством коллегии весталок приносят ей жертвы. И ничто не может оскорбить Добрую Богиню сильнее, чем если матрона, принимающая участие в этом святом ритуале, на деле оказывается не слишком добродетельна. А как узнать, кто добродетелен, а кто нет?

Ливия предложила Августу простой и изящный выход из затруднительной ситуации. Нужно учредить при коллегии весталок должность главной исповедницы. Все женщины, которые могут быть допущены к таинствам Доброй Богини, обязаны будут подвергнуться тщательному допросу в храме Весты, наедине с главной исповедницей. Уж там-то ни одна распутница не сможет умолчать о своих неблаговидных делишках. Исповедь, разумеется, будет храниться в тайне, ведь главное — это не вывести всех римлянок на чистую воду, а накрепко закрыть некоторым негодницам доступ на таинства. И Добрая Богиня, без сомнения, оценит это.

Конечно, сказала Августу Ливия, на должность главной исповедницы не стоит назначать весталок и даже их верховную жрицу. Они все девственницы и ничего не понимают в женских хитростях и уловках. Исповедницей должна быть опытная матрона, от которой невозможно будет скрыть правду. Ливия сказала, что она советовалась с верховной весталкой, и та во всем с ней согласилась. И даже кандидатуру исповедницы утвердила.

На эту должность, сказала Ливия, будет назначена Ургулания, мать консуляра [51] Консуляр — бывший консул; в императорскую эпоху этот титул давался как особое отличие также и тем, кто прежде консулом не являлся. В позднюю эпоху Римской империи консуляров посылали губернаторами провинций. Сильвана Плавтия. Женщина она добродетельная, преданная Августу и всем сердцем болеющая за благополучие отчизны. Она согласна взять на себя такой титанический труд и к новым обязанностям готова приступить сразу же, как только верховный понтифик, Август, подпишет соответствующее распоряжение.

Ургулания была действительно предана душой и телом, но только не Августу, а Ливии. Когда-то Ливия спасла ее от солдат Августа, это было во время гражданской войны, а муж Ургулании принадлежал к партии помпеянцев [52] Партия помпеянцев — После гибели в 48 г. до н. э. Помпея Великого в Египте его дело продолжали сыновья Помпей Г ней и Помпей Секст, воевавшие против Цезаря. Помпей Секст принимал бежавших к нему многочисленных рабов и сторонников сената. Составив большую силу, они представляли серьезную опасность для участников второго триумвирата. . После войны по просьбе Ливии Август не стал преследовать овдовевшую Ургуланию с малолетним сыном и даже вернул ей конфискованное имущество. Ливия обрела наперсницу, которой могла полностью доверяться во всем.