Михаил Иманов - Гай Иудейский.Калигула

— Да, развлечься, ведь у тебя совсем нет развлечений. Наши однообразные путешествия, я вижу, утомляют тебя. А ты молодой человек, тебе скучно с таким, как я. Я и сам был молод и хорошо это понимаю.

— Нет, Гай, — ответил я, по-видимому, более горячо, чем было нужно, — ты ошибаешься, мне совсем не скучно с тобой. И я счастлив…

Но он не дал мне договорить, поморщился и махнул рукой:

— Оставь это, мы не первый день знаем друг друга. Я все понимаю, но молодость есть молодость. Вот скажи мне: разве тебе не хочется женщины?

Он никогда так со мной не говорил, я покраснел и опустил глаза. Дело в том, что он попал в самую точку — с некоторых пор женщины очень волновали меня. Я засматривался едва ли не на любую женщину, которая встречалась: на молодую и не очень, на красивую и некрасивую. Они снились мне каждую ночь — обнаженные, соблазнительные, источавшие особый запах, от которого голова идет кругом и самопроизвольно извергается семя. Я очень стеснялся этого и больше всего боялся, что Гай что-нибудь заметит.

Казалось, он читает мои мысли, потому что он произнес.

— Здесь нечего стесняться, все мужчины когда-нибудь в первый раз проходят через это. Оставь свою работу, пойдем со мной.

Я покраснел еще больше, но повиновался, и мы вместе вышли. Шли мы молча, он впереди, я чуть сзади. Гай остановился у довольно красивого дома, ярко освещенного изнутри, оттуда доносилось пение и веселые крики. Он сказал, чтобы я подождал здесь, а сам вошел внутрь. Через некоторое время он вышел, но не один: с ним была женщина. Она показалась мне очень красивой: одежда до половины открывала ее стройные ноги, пояс отмечал тонкую талию и широкий таз, а грудь… Грудь была такой, что я в смущении опустил глаза. Гай подозвал меня коротким движением руки. На ватных ногах я подошел к нему. Он вытащил несколько серебряных монет, протянул мне, проговорил, кивнув на женщину, которая стояла рядом — упершись одной рукой в бок, а другую заведя за затылок:

— Вот, отдашь ей, но только когда будешь уходить, не раньше Можешь остаться до утра, но помни, что на рассвете нам нужно ехать. Не бойся, иди, она сделает все сама.

И с этими словами он подтолкнул меня к женщине Только теперь я заметил, как сильно разукрашено ее лицо, и почувствовал особенный женский запах, исходивший от ее тела. У меня закружилась голова, а все тело сделалось тяжелым, словно не моим. Я посмотрел туда, где только что стоял Гай, но его уже не было.

— Какой красавчик, — произнесла женщина, особенным образом растягивая слова. — Ты в первый раз? Не бойся, это не страшно, я научу тебя.

И она крепко взяла меня за руку у запястья и повела за собой внутрь дома. Мы прошли просторную комнату, где стояли столы, сидело много мужчин и женщин, шум голосов и крики оглушили меня. Мы стали подниматься по скрипучей лестнице на второй этаж. Мужские голоса кричали снизу:

— Иди к нам, Мариам!

— Ты перешла на мальчиков?!

— Смотри, как бы он не испачкал тебя раньше времени!

Я готов был провалиться сквозь землю споткнулся на ступенях, но женщина поддержала меня. Моя неловкость вызвала внизу взрыв хохота.

— Что ты смеешься, Акила, — крикнула женщина, обращаясь к кому-то сидевшему внизу, — уж, верно, он не такой немощный, как ты!

И снова взрыв хохота потряс комнату. Ей что-то ответили, но мы уже были наверху, прошли короткий коридор, и она толкнула одну из дверей, пропуская меня внутрь. Войдя, она заперла дверь на засов и, повернувшись ко мне, улыбнулась:

— Не обращай внимания, они просто пьяны. Лучше выпей вина.

И, подойдя к столу в углу, она взяла кувшин, наполнила две чашки вином и одну подала мне. Я взял чашку, но руки мои дрожали, и я расплескал вино.

— Какой ты неловкий, — сказала женщина и, выпив свою чашку, взяла другую из моих рук.

Комната была маленькой, половину занимало ложе, широкое и низкое, покрытое каким-то тряпьем. Светильник на столе давал мало света, но все равно я сумел разглядеть, что стены выщерблены и неровны, а потолок закопчен. Больше ничего разглядеть не успел, потому что женщина вдруг скинула одежду и осталась совсем голой. Она прыгнула на ложе и поманила меня рукой:

— Иди, не бойся, тебе будет хорошо.

И мне было хорошо. Все происходило, как в тумане: тело освобождалось от того, что томило его, но тут же наполнялось снова, и все хотелось и хотелось освобождаться. Я так нравился Мариам, что всю ночь она не выпускала меня из объятий и научила многому тому, о чем я прежде и помышлять не мог.

Я уснул только перед самым рассветом. Едва провалился в сон, как Мариам разбудила меня:

— Уходи, твой хозяин велел, чтобы ты ушел на рассвете. Скажу тебе, он щедрый, твой хозяин.

— Это не мой хозяин, — холодно сказал я.

— А чей же? Разве мой?

— Это вообще не хозяин.

— А кто же? Не отец, не брат, не дядя. — Она приподнялась и заглянула мне в лицо.

— Откуда ты это знаешь? — спросил я.

Она усмехнулась:

— Дурачок, мне не нужно знать, я это вижу. Не хочешь, не говори, мне-то какое дело!

Мне нечего было ответить, я не знал, как мне определить наши отношения с Гаем. Впрочем, Мариам это и не интересовало, что, правда, несколько обижало меня, ведь молодость так ранима и придает большое значение тем вещам, которые с возрастом кажутся смешными.

Мне так не хотелось уходить, но уже рассвело, и я встал и оделся. Мариам не пошла провожать меня, лежала, уютно устроившись на ложе, и только напомнила мне про деньги, которые дал мне Гай и о которых я совсем забыл. Покраснев, я вытащил монеты и положил их на стол.

— Приходи, когда захочешь, — проговорила Мариам, махнув мне рукой на прощанье, — ты мне понравился.

Я хотел сказать, что люблю ее, но не сумел этого выговорить.

Когда я вышел из комнаты, то испугался, что кто-нибудь увидит меня. Но, пройдя по коридору и спустившись по лестнице, я так никого и не встретил.

Когда я вернулся на постоялый двор, Гай уже ждал меня у ворот с оседланными лошадьми. Я думал, что он станет выговаривать мне за опоздание или, еще хуже, будет подтрунивать надо мной, но он только сказал: «Пора ехать», — и подал мне повод моей лошади.

Еще долго я вспоминал о Мариам, строил какие-то несбыточные планы: как вернусь к ней, заберу ее с собой и мы станем жить вместе, как муж и жена. Жизнь с ней представлялась мне чувственной и счастливой. Мне все хотелось спросить Гая, когда мы снова будем в Антиохии, но, глядя на его покачивающуюся в седле спину, я только вздыхал.

Разве я мог знать, что прошедшая ночь была началом моего падения?!

В следующем городе, куда мы прибыли — кажется, это была Самосата или Эдесса, — повторилось то же самое. Под вечер Гай собрался уходить, подозвал меня, дал несколько серебряных монет, сказав, что мне нужно развлечься. В этот раз я взял деньги без особого смущения. Он указал несколько мест, куда я могу пойти, и добавил строго, чтобы утром я не опаздывал — он не хочет всякий раз делать за меня мою работу.