Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий

Его звезда, та самая, что он отыскал взглядом той памятной ночью в Дамаске, тоже светила не в полную силу, но все равно ярче других.

Шесть легионов Помпея уже двое суток стояли лагерем у Александриона, со всех сторон обложив город. Трижды он посылал к осажденным своего легата Габиния с требованием немедленной сдачи, и трижды Габиния даже не впустили за ворота.

Помпей раздумывал: тратить время на долгую осаду ему не хотелось, главным образом, потому, что его уже ждали в Риме. На штурм он тоже не мог решиться — крепость и в самом деле оказалась неприступной, а положить у ее стен несколько тысяч своих солдат было бы неразумно. Особенно теперь, перед возвращением в Рим, когда его ожидал третий по счету триумф. Этот триумф (решение уже было принято сенатом) должен стать для него особенным. Он получил первый за победу над Африкой, второй — над Европой, а этот последний — над Азией. Третий триумф ознаменовывал собой то, что Помпей Магн покорил весь обитаемый мир. Такого еще не знала история Рима. Ничто уже не могло подорвать его славу. Но одно пятно, пусть и не очень заметное, уже было на пурпурном плаще великого триумфатора: Митридат. Проклятый Митридат так и не был пленен им. Неужели же он, Помпей, допустит, чтобы неудачный штурм этой жалкой крепости стал для него вторым пятном?

Главной целью Помпея — то, что она главная, он бы никому не признался — было не покорение Иудеи, а пленение иудейского царя. Он нужен был ему, чтобы вместе с царями других покоренных народов провести его во время триумфа за своей колесницей через центральные ворота Рима.

Когда ему доложили о прибытии отрядов Гиркана, он приказал немедленно позвать Антипатра. После короткого приветствия Антипатра (тот, по обычаю римлян, поднял правую руку ладонью вперед, сказав: «Антипатр приветствует Помпея Магна») Помпей спросил:

— Что ты думаешь о крепости?

— То же, что и раньше, — она неприступна.

Угрюмо кивнув, Помпей задал новый вопрос:

— Сколько может продлиться осада?

— Три месяца, — уверенно ответил Антипатр, — если как следует беспокоить осажденных, и полгода, если просто ждать.

— Ты говоришь так уверенно, будто… — Помпей не договорил, и Антипатр сказал:

— Я не раз бывал в этой крепости. Там несколько колодцев и большие запасы продовольствия.

Помпей молчал долго, то взглядывая на Антипатра исподлобья, то вновь опуская глаза. Он раздумывал. Но не над возможностью штурма или необходимостью осады — ему, прославленному римскому полководцу, не пристало спрашивать совета у какого-то там Антипатра. Но, с другой стороны, Помпей чувствовал, что этот немолодой уже человек, разговаривавший с ним непривычно смело, может знать и понимать то, чего не может знать и понимать он сам. Благоразумие взяло верх над гордостью. Помпей поднял голову и, посмотрев в глаза Антипатру, спросил:

— Скажи мне, Антипатр, как бы ты поступил на моем месте?

А про себя подумал: «Если предложит осаду, я больше никогда не буду говорить с ним».

— Будь я на твоем месте, — ответил Антипатр так просто, как будто он и в самом деле когда-нибудь мог оказаться на месте великого Помпея, — я бы послал на переговоры Антипатра.

— Вот как? — напряженно усмехнулся Помпей. — Я знаю, что ты считаешь себя отважным и умелым воином. Верю, что это так. У меня будет возможность в этом убедиться. Но я не знал, что ты считаешь себя хитроумным послом.

— Я не считаю себя таковым.

Лицо Помпея выразило нетерпение:

— Не считаешь, но вызываешься быть им.

— Дело не в моих способностях, Помпей Магн, а в характере царя Аристовула. Он ненавидит меня, считает своим врагом и врагом своего народа.

— Считает тебя врагом? — недоуменно переспросил Помпей. — Но тогда как же ты сможешь уговорить его?

— Я не стану его уговаривать, я скажу ему правду. И он поверит мне именно потому, что я его враг.

— Объясни понятнее: почему он должен поверить тебе?

Прежде чем ответить, Антипатр спросил:

— Я могу говорить то, что думаю?

Помпей утвердительно кивнул.

Тогда Антипатр произнес:

— Аристовул ненавидит меня, потому что я служу его брату, Гиркану, и всегда советовал первосвященнику искать поддержки и дружбы Рима. Аристовул — настоящий правитель своего народа, и он не хочет, чтобы его народ был порабощен Римом. Он настоящий царь и настоящий воин. Он независим, и гордость его идет не столько от склада характера, сколько от любви к собственному народу. Я хорошо знаю его: при всей своей гордыне он готов пойти на любое унижение, если им можно купить свободу для его подданных. Я скажу ему, что может ожидать иудеев, если он не отдастся тебе в руки, Помпей Магн. Скажу, что, пожертвовав собой, он может спасти свой народ. Я не знаю, как он поступит в дальнейшем: покорится ли Риму или будет бороться с ним, но сейчас я уверен в одном — он выйдет к тебе.

Слушая Антипатра, Помпей смотрел на него с нескрываемым любопытством. За свою долгую жизнь он приучил себя не верить никому. Он твердо знал, что всякий человек, что бы он ни заявлял вслух, ищет в жизни одну лишь выгоду. Он привык к обычным речам льстецов — речи эти всегда были похожи одна на другую. Люди восхваляли Помпея и старались говорить то, что он хотел слышать. Различия же были лишь в умении владеть словом.

Стоявший перед ним человек не был похож на льстеца. Но, с другой стороны, Помпей понимал, что и он, этот Антипатр, тоже, как и все, ищет лишь собственную выгоду. Значит, он, разговаривая так с Помпеем, либо глупец, либо хитрец из самых ловких. Правда, глупцом его назвать было трудно — до сих пор он говорил очень дельные вещи. Что же до хитрости, то она была какой-то странной, небезопасной для него самого — ведь более всего Помпею сейчас неприятно слышать о великих достоинствах царя Аристовула. О его отваге, любви к своему народу, родине — то есть о том, что могло быть присуще лишь настоящему римскому герою-воину, полководцу, но не варвару, не жалкому восточному царьку, чьи владения — полоска земли размером в калигу самого невысокого римского легионера.

— Я удивляюсь тебе, — сказал Помпей, так и не дав волю уже готовому проявиться гневу. — Ты говоришь о царе Аристовуле так, будто служишь не его брату, а ему самому. Если ты считаешь, что у него такие великие достоинства, то почему же ты враг его, а не друг?

— Потому что я чту закон, — твердо проговорил Антипатр, — Какие бы ни были достоинства Аристовула, у него нет права быть царем, потому что он младший брат, а Гиркан старший. Если ставить достоинства выше закона, то на земле не будет порядка, а государства будут сотрясать мятежи и смуты. Вы, римляне, настоящие поборники закона, и потому вы властвуете над миром.