Зигфрид Обермайер - Под знаком змеи.Клеопатра

Когда потом Ирас возвращалась вместе с царицей, она была настолько уставшей, что наши ночи любви превращались в часы, да и они становились все реже. Мои подозрения, что у Ирас появился кто-то другой, оказались безосновательными. Я пожаловался на свою беду Салмо.

— Ах, господин, такова жизнь. Вы оба уже не те молодые люди, которые день и ночь только об одном и думают, ваши занятия требуют много сил и изнуряют и тело и душу — почему же ты жалуешься? Разве дела твои идут плохо? Разве Ирас не стала скорее подругой, чем служанкой царицы? Вы оба добились всего, что только может достичь человек. Вместо того чтобы жаловаться, вам следовало бы каждый день приносить благодарственные жертвы в храме Сераписа, хотя это, конечно, довольно бессмысленно, ведь судьбами людей повелевает единственный бог, а не какой-то каменный идол.

Я засмеялся.

— Конечно, Салмо, ты мог бы и не напоминать мне об этом лишний раз, а я тебе в сотый раз повторяю, что люди поклоняются не камню или бронзе, а стоящему за ним божественному принципу. Я все сильнее начинаю подозревать, что тюремщики в Иерусалиме выбили тебе не только глаз, но и часть разума.

Салмо печально взглянул на меня, и мне сразу же стало стыдно за эти слова.

— Прости, друг, мне не стоило так говорить. Я просто очень устал и поэтому раздражен. Впредь я буду перепоручать своему заместителю побольше дел.

Салмо пожал плечами.

— Если их будет слишком много, я передам их моему заместителю…

— Что? У тебя тоже есть заместитель?

— Да, — лукаво ухмыльнулся Салмо, — только он еще об этом не знает.

Теперь спустя несколько десятилетий может показаться, что эти годы — до того как разразилась война — были довольно тяжелым временем. Но я как современник могу заверить, что это вовсе не так. Известия из Рима в Александрию просачивались по капле и отнюдь не приводили нас в уныние. Это точно так же, как с мышьяком. В крошечных дозах врачи выписывают его для укрепления организма, усиления аппетита и против лихорадки. Но доза в три обола [61] Обол — мелкая монета. уже является смертельной для взрослого человека.

Жизнь шла, как и прежде, однако следовало заметить, что Антоний — для которого не было ничего ненавистней бумажной работы — все чаще запирался со своими секретарями. Он то и дело отправлял курьеров на север, в. наиболее крупные города своего обширного восточного государства — в Афины, Эфес и Антиохию. Император не скрывал, что речь идет о перемещении войск. Его опытный командующий Публий Канидий Красс, немного знакомый мне по парфянскому походу, вывел большую часть войск из Армении и теперь спешным маршем шел на запад. На верфях Александрии в этом году строились только военные корабли, и ежедневно в Большую Гавань приходили суда с необходимым для этого деревом из Киликии, Кипра и Сирии.

Вся эта деятельность вовсе не тревожила нас, а как раз наоборот. Мы чувствовали себя в Александрии надежно укрытыми. Если дело и должно было дойти до каких-то военных действий, то где-нибудь далеко: в Азии или Элладе, в Эгейском или Ионическом морях, но уж конечно не у ворот нашего города.

Еще до того, как начнутся зимние бури, Антоний хотел устроить смотр своим войскам и флоту в Эфесе. Так что весь сентябрь был посвящен сборам в дорогу, потому что наша царица тоже захотела принять участие в этой поездке.

Поздним летом она созвала нас на один из своих «малых советов».

— Ты объявил своей жене о разводе, Гиппократ? Ну, теперь у тебя есть все основания…

Она с улыбкой обратилась к Ирас:

— Наш Гиппо теперь снова свободен — а, Ирас? Тебе стоит только протянуть руку…

— Нельзя служить двум господам, — твердо сказала Ирас и строго взглянула на меня.

— Но, Ирас! — воскликнула Клеопатра с наигранным удивлением. — Я ведь не господин. Ты вполне можешь и дальше служить твоей царице и в придачу иметь супруга.

— Нет, царица. Пока по закону только мужчина может давать развод жене, я лучше останусь свободной. Но если ты захочешь изменить эти законы…

— Смотри-ка! — воскликнула Клеопатра. — Неплохой совет! Хотя ты и не права, Ирас, я подумаю над этим.

— У иудеев, — вставил я, — такой закон уже есть. Если женщине плохо приходится замужем и это могут подтвердить свидетели, то она может настаивать на разводе.

— Иудеи — древний народ, — послышался высокий спокойный голос Мардиона, — и поэтому у них уже есть нужные законы. Мы, греки, еще не продвинулись так далеко…

Клеопатра энергичным взмахом руки прервала нашу перепалку.

— Через несколько недель я вместе с императором отправляюсь в поездку по восточным провинциям. Она будет длиться несколько месяцев, а может, даже и больше года. В этот раз я не буду назначать нового диойкета, поскольку моему сыну Птолемею Цезарю теперь уже четырнадцать лет и он вполне способен на некоторое время взять на себя управление страной — при поддержке и с помощью моего друга Мардиона и своего учителя Николая из Дамаска, которые вместе войдут в состав регентского совета. Ты вздохнул с облегчением, Гиппократ, — боялся, что я назначу тебя новым диойкетом?

Эта дерзкая мысль действительно промелькнула у меня; во всяком случае, я опасался, что царица взвалит на меня какое-нибудь не особенно приятное поручение, вместо того чтобы взять с собой в путешествие в качестве личного врача.

— Я не настолько нескромен, но кое-что в этом роде ведь уже бывало.

— Хорошо, Гиппо, конечно, ты будешь сопровождать меня, а твой заместитель на это время станет жрецом Гигиеи.

С одной стороны, мне было жаль оставлять здесь Салмо, но, с другой стороны, я хотел быть уверен, что мое дело в надежных руках. И почему поездка в Эфес должна была продолжаться целый год? Я считал, что мы вернемся уже следующим летом.

Ирас, обычно насмешливая и скептичная в отношении всех мужчин, включая и меня, была, казалось, действительно рада тому, что я буду сопровождать их. Да, она считала это чуть ли не своей заслугой.

— Это ведь была не совсем шутка — относительно назначения. Царица действительно склонялась к тому, чтобы сделать тебя членом регентского совета, но мне удалось отговорить ее.

— Потому что ты не хотела меня лишиться?

— Вот еще — мужчины все же не настолько важны! Я бы вполне могла обойтись без тебя несколько месяцев.

— Но ведь это могло бы быть и дольше?..

— Возможно.

Она зевнула, отпила глоток вина и сказала:

— Сегодня ночью я свободна…

— …и можешь остаться со мной?

— Если хочешь…

Я крепко поцеловал ее и почувствовал, как сильно люблю это капризное, часто насмешливое и совершенно непочтительное существо. Я и по сей день не знаю, что так привлекало меня в ней, что притягивало к этой маленькой смуглой и кругленькой сирийке. Наши тела слились в древней и все еще новой игре, которая приводит в движение мир. Ирас делала вид, что отказывает мне, а я каждый раз попадался на это. Вот и сейчас она отвернулась, громко зевнула и заявила, что ей обидно — я люблю только ее тело. Отныне мы должны быть целомудренны, и нас будут связывать чистые духовные отношения. Это было сказано так серьезно, тихим, дрогнувшим голосом, что я тут же бросился отыскивать доводы, чтобы разубедить ее. Однако до этого не дошло, и еще прежде, чем я смог что-то сказать, я почувствовал у себя под хитоном ее ласковую руку.