Зигфрид Обермайер - Под знаком змеи.Клеопатра

К храму подвели двух белых быков, предназначенных в жертву верховному богу. Гай Октавий выглядел довольно тщедушным: среднего роста, худощавый и бледный. Но черты лица его были правильными и красивыми и свидетельствовали о большом чувстве внутреннего достоинства. Странно, что ни один пророк не смог как следует разглядеть этого болезненного человека и никто не воскликнул: «Вот шествует будущий владыка мира!»

На этом празднике наша царица в первый и единственный раз открыто появилась перед всеми, когда ее приветствовал сенат на Капитолии. Потом она снова не покидала Сады Цезаря, так что со временем все забыли, что она живет по ту сторону Тибра и при дворе ее почти две сотни человек, что довольно расточительно. Такие скромность и сдержанность давались ей нелегко, но она как умная женщина не хотела играть на руку противникам Цезаря.

Следующий мой визит к Квинтиллию был совсем коротким. Я осмотрел малышку, нашел, что все в порядке, и выпил с супругами из вежливости бокал сильно разбавленного вина. Клаудиа вышла проводить меня и успела шепнуть день и час нашей встречи в Остии.

Правильно ли я ее понял? Дом находится недалеко от храма Нептуна, напротив лавки торговца фруктами и вином Марсия.

«В таком маленьком городке, как Остия, я легко ее найду», — подумал я, отправляясь в путь в назначенный день. Шестнадцать римских миль до Остии я преодолел довольно быстро. Но когда показались первые дома, передо мной открылась неожиданная картина. Со стороны моря город выглядел довольно маленьким и скромным, Я и не подозревал, что на самом деле он растянулся на добрую милю. Правда, строения здесь были не такие величественные, как в Риме, и не выше двух этажей.

Не очень широкая главная улица пересекала город с востока на запад, сворачивала к югу и оканчивалась у гавани. Вокруг царило оживление. В толпе гораздо чаще латыни слышалась разноязыкая речь, потому что здесь жили и работали сирийцы, греки, евреи, галлы, африканцы, жители Азии и разных ближних и дальних провинций.

Мою плохую латынь понимал здесь не каждый, и все отвечали по-разному. Храм Нептуна находился то в гавани, то около Форума, а то на юге города. Я кружил по улицам и переулочкам, ведя под уздцы свою лошадь, и был близок к отчаянию. Уже под вечер я отыскал скромный храм Нептуна в гавани, где рыбаки, мореходы и все, кто связан с морем, приносят этому богу свои скромные жертвы.

Голодный и усталый, я забрел в ближайший трактир, выпил две кружки неразбавленного и довольно кислого вина и попросил поджарить мне кусок мяса. Когда хозяин принес мне его, я спросил, не знает ли он Марсия? Усмехнувшись, он кивнул в угол:

— Вон он сидит, пропивает свою дневную выручку.

Я поскорей проглотил мясо и подошел к столу.

— Марсий?

— Я Марсий, — хрипло сказал он. — Что тебе нужно?

Конечно, он знал пожилую даму, которая несколько лет

была у него постоянной покупательницей.

Я сделал вид, будто собираюсь купить дом, но он стал отговаривать:

— Даже если я лишусь будущего покупателя, я тебе не советую. Гавань в Остии мелеет, и с этим ничего не поделаешь. Большие грузовые суда вынуждены вставать на якорь далеко в море, так что разгружать их довольно сложно. Правда, здесь не все связано с морской торговлей и мореплаванием. Какая-то часть города может прекрасно обойтись и без гавани. Но это все уже не то.

Марсий проводил меня к нужному дому. Нигде не было видно ни огонька, и я уже подумал, что Клаудиа решила вернуться домой.

Я переночевал в трактире — в виде исключения, как сказал хозяин — на ужасно неудобной скамье. Наутро я захотел еще раз взглянуть на дом.

Уже издалека я увидел, как она выходит из носилок и слуга помогает ей открыть дверь. Потом она отослала его и скрылась в доме. Я не спеша направился туда, оглянулся по сторонам, распахнул дверь и услышал чей-то приглушенный крик.

— Клаудиа?

— Гиппо?

Мы шепотом обменялись парой фраз, и: я узнал, что она ждала меня с шести до двенадцати, а потом отправилась переночевать к родственникам, потому что боялась оставаться в пустом доме.

— Тебе надо было сказать мне, что здесь целых три храма Нептуна…

— Но всего один Марсий, — возразила она.

— Я нашел его только к вечеру.

Мы взглянули друг на друга и рассмеялись.

— На этот раз Амур нам не помог. Сегодня уже слишком поздно, вот-вот вернется мой слуга.

— Отошли его и скажи, что за это время нашла покупателя и будешь ждать его после полудня.

— Меня ждали дома еще вчера вечером. Квинтиллий отправит посыльного, а мне не хочется рисковать. Но через две недели он поедет на денек в наше поместье, тогда мы поищем какое-нибудь укромное местечко в Риме. Придумаем что-нибудь — слышишь, неудачливый любовник? И не смей ходить к проституткам. Сбереги для меня свою силу, она тебе еще понадобится…

Меня вновь удивила откровенность и даже некоторая вульгарность Клаудии, когда мы оставались наедине. В обществе она вела себя гораздо сдержаннее и казалась воплощением древнеримских добродетелей женщины.

Между тем все неправдоподобнее казалось, что Квинтиллий выставляет свою соблазнительную жену в качестве приманки. Тогда он вряд ли бы выбрал Остию — в Риме было бы гораздо удобнее.

Итак, мы расстались. На ближайшем рынке я узнал, где здесь хорошая лекарственная лавка, и купил там что-то не выбирая. Впрочем, Протарх все равно не стал бы этим интересоваться.

Врач, он же и аптекарь, — сириец лет пятидесяти — прекрасно говорил по-гречески и вступил со мной в разговор. Речь зашла о проблеме обезболивания и об опасностях, которые с этим связаны.

— Все дело только в дозировке, — утверждал сириец, — и именно поэтому большинство врачей считают мандрагору, которую издавна использовали греки, опасным снадобьем. Когда усыпляешь человека, чтобы он ничего не чувствовал даже при длительной и болезненной операции, каждый раз при этом рискуешь его жизнью, потому что все обезболивающие средства — это яды. Одна и та же доза в одном случае может быть слишком мала, а в другом — слишком велика.

Я рассказал о различных обезболивающих средствах, которые применяют в Египте, но все они были ему незнакомы, за исключением мандрагоры.

— А что бы ты посоветовал? — спросил я тогда.

— Здесь применяют мак. Его головку срезают, пока семена еще не поспели, и получают из нее молочко — меконий. Затем его варят — чем дольше, тем гуще оно становится и тем сильнее действует. Но и здесь нужно быть очень осторожным. Немного превысишь дозу — и твой пациент уснет вечным сном.

Я уже слышал кое-что об этом снадобье. Но в Александрии его почти не использовали — слишком дорого и сложно было его приготовить. Сириец рассказал мне, какими должны быть дозы для здоровых и ослабленных пациентов, для детей и взрослых, молодых и тех, кто постарше. Я купил его так много, что аптекарь дал мне его еще бесплатно на пробу.