Зигфрид Обермайер - Под знаком змеи.Клеопатра

— Море неспокойно, — сказала Клеопатра, — но в такое время года в этом нет ничего необычного. А теперь пусть наши мысли так же быстро, как эти птицы, перенесутся в Александрию. Ты знаешь, что я все время поддерживала связь с Мардионом и что в августе туда отправлялся на несколько дней Протарх. Известия приходят неутешительные. В последнем сообщении уже говорится о перевороте, который готовится после прибытия нашего флота. Определенные круги, враждебно настроенные к Риму, хотят, чтобы Птолемей правил один. Об этом можно было бы говорить, если бы он был старше, опытнее и крепче здоровьем. Но ничего этого нет. При нем Египет скоро падет к ногам римлян, как спелый плод, тем более что Цезарь мертв, и мы не знаем, будут ли его наследники соблюдать заключенные договора. Короче, дорогой Гиппо, если Птолемей прибудет в Александрию живым, возникнет угроза гражданской войны.

Она помолчала, чтобы эти слова дошли до меня должным образом.

— Но кто же может помешать ему прибыть в Александрию живым? — спросил я, все еще ни о чем не подозревая.

— Мы оба сделаем это, Гиппократ. Я попрошу тебя прервать его жизнь, а ты найдешь подходящее средство,1 чтобы сделать это безболезненно. Он ведь и так болен, и, пока мы доплывем до Александрии, эта болезнь вполне может привести к смерти. Его сторонники будут сетовать и причитать, с плачем сопроводят его к Семе, похоронят там и отвлекутся. Таким образом мы сможем предотвратить гражданскую войну и я стану управлять "Египтом вместе с моим сыном Птолемеем Цезарем.

— Этого я не могу, царица. Перед алтарями Сохмет и Асклепия я присягал на верность клятве Гиппократа. В ней говорится, что я никому, даже по его просьбе, не стану давать яд или советовать что-нибудь по этому поводу. Я прошу тебя, царица, освободить меня от этой обязанности.

На лице ее мелькнула печальная улыбка.

— Ты не нарушишь своей клятвы, Олимп Гиппократ, потому что спасешь столько людей, сколько, может быть, не всякий врач может спасти за свою жизнь. Речь ведь идет не только о тебе, мне или Птолемее. Речь идет о миллионах жителей Александрии и Египта. Сотни из них, а может быть, даже тысячи, обречены на смерть, если Птолемей останется жив. Ты можешь взглянуть на все это по-другому. Представь себе Египет как гигантский организм, у которого начал гнить какой-нибудь незначительный член, например палец. Воспаление может перекинуться на кисть, руку и охватить потом все тело. Но этого можно легко избежать, если врач вовремя отсечет палец.

— Ты полагаешь… ты полагаешь, восстание неминуемо, если…

Клеопатра подняла руку и позвонила в серебряный колокольчик.

— Позовите Протарха! — приказала она слуге.

Верховный визирь вошел, поклонился и вопросительно

взглянул на царицу.

— Протарх, расскажи нашему Гиппократу о твоем пребывании в Александрии, можешь говорить обо всем открыто.

— Нашему Мардиону старались не мешать в его правлении, чтобы он ни о чем не догадался. Но ему удалось перехватить двух шпионов, и таким образом он узнал о готовящемся перевороте. Ядро заговорщиков составляют члены бывшего регентского совета Птолемея Тринадцатого. Эти господа вовсе не отказались от своих первоначальных замыслов и только ждали, пока младший брат достигнет совершеннолетия. По имеющимся у Мардиона сведениям, число их сторонников все более возрастает, так, например, за них может выступить часть греков в Александрии. Совершенно уверенно можно утверждать, что назревает гражданская война. Последствия ее непредсказуемы, но Мардион считает, что по сравнению с ней война с римлянами покажется простой перебранкой.

— Хорошо, Протарх, благодарю. Ты можешь идти.

Она требовательно посмотрела на меня.

— Спаси жизнь, Гиппо, спаси жизнь — ты можешь это сделать!

— Почему ты не поручишь это какому-нибудь другому врачу?

:—Потому что ты мой друг, а только друзей можно просить о чем-нибудь подобном. Другому врачу мне придется: приказывать. А многие считают, что они вправе чего-то требовать от человека, отдающего такие приказания. Ты ничего не получишь за это — ни денег, ни новой должности, только мою благодарность. И помни: для моих друзей я сделаю все, так же как и для моих врагов — чтобы их уничтожить.

Странным образом именно эти слова убедили меня. Конечно, если бы она приказала мне, я бы послушался. Но она хотела не этого. Так что я ухватился за мысль спасти свою страну от кровопролития и позднее не имел оснований усомниться в правильности такого решения. То, что сообщил Протарх, соответствовало действительности — назревал кровавый переворот. Конечно, можно сказать, что я нарушил клятву Гиппократа, — но ведь во имя высшей цели. Я и сейчас убежден в этом, и этот поступок не тяготит мою совесть, хотя я и не люблю о нем вспоминать.

Нужно было устроить так, чтобы Птолемей умер незадолго до прибытия в Александрию и мертвое тело недолго бы находилось на борту.

Нам предстояло еще несколько дней пути, так что можно было все спокойно обдумать. Я решил, что лучше всего использовать меконий. В сделанных мной в Остии записях значилось, что доза в один скрипул (1,14 г) является смертельной для взрослого человека. Это вещество имеет очень резкий горьковатый вкус и очень плохо растворяется в вине или воде. После целого ряда неудачных попыток мне удалось подмешать его в необходимом количестве в горячий медовый напиток.

Когда я сегодня вспоминаю об этом, то, несмотря на все доводы рассудка, на душе у меня становится тяжело. Но тогда я был совершенно спокоен, как будто приготавливал обычное лекарство.

За день до предполагаемого прибытия я обследовал юного царя. Он страдал от морской болезни, со всеми ее обычными симптомами, почти не мог спать, а приступы малярии еще усилились. Птолемей беспокойно ворочался на своем ложе и тихо стонал.

— Его величество страдает от постоянной дурноты и совсем потерял сон, — шепотом сообщил его личный слуга.

Я кивнул.

— Поэтому я приготовил лекарство, чтобы, когда мы завтра прибудем, царь был свежим и отдохнувшим.

Птолемей был миловидным юношей, правда, немного изнеженным и полноватым. Несколько месяцев назад он открыл, что его фаллос годится не только для отливания воды. Поэтому все свое время он проводил с любимой рабыней, которая сидела сейчас на корточках у его кровати. Я отослал ее, но она вместе со слугой и двумя телохранителями осталась в дверях, наблюдая, как я наливаю лекарство.

Эту рабыню звали Ирас, ее привезли из Сирии, и она была искусным парикмахером. Во время своего последнего визита Антоний подарил ее Клеопатре. Таким образом, эта милая веселая девушка служила обоим: царице своими руками, а царю своим лоном. Клеопатра очень ценила ее, но не возражала против того, чтобы она услаждала ее брата в постели. До тех пор, пока он не требовал власти, она охотно позволяла ему такие удовольствия.