Зигфрид Обермайер - Под знаком змеи.Клеопатра

В поисках квартиры он забрел в дом некоего человека, который похоронил одну за другой нескольких жен. Он жил вместе с двумя дочерьми и, как Салмо узнал позднее, — вероятно, слишком поздно, — пользовался сомнительной репутацией. Поскольку каждый раз, когда он женился, ему приходилось, по еврейскому обычаю, платить выкуп за невесту, то он, по идее, должен был бы с каждым разом становиться все беднее. Однако на самом деле происходило наоборот. Его первая жена, будучи единственным ребенком в семье, унаследовала все отцовское состояние. Обе его следующих супруги были богатыми вдовами, а четвертая жена, совсем молодая, умерла при родах. Пошли слухи, что трех своих первых жен он уморил из жадности и обогатился за их счет.

Обе его дочери происходили от первого брака. Время от времени он использовал их, чтобы заключить фиктивную помолвку одной из них с каким-нибудь мужчиной, а потом, при ее расторжении, требовал от него возмещения ущерба. Однако Салмо поначалу ничего об этом не знал. Он снял довольно дорогую комнату в доме этого человека и вскоре заметил, что Дебора, младшая из его дочерей, строит ему глазки. Как еврей он, конечно, знал, что у человека, который переспит с незамужней девушкой, есть только три выхода: жениться на ней, заплатить большой штраф или подвергнуться публичному наказанию.

Салмо уже почувствовал, что в этом доме царит беспутство и девушки ведут отнюдь не тот скромный образ жизни, который предписывает закон Моисея, но он объяснял это влиянием большого города, в котором к строгим еврейским обычаям стали относиться немного легкомысленно.

Это произошло на третью или четвертую неделю нашего пребывания в Антиохии: однажды утром Салмо не пришел ко мне. Сначала меня это не обеспокоило: мало ли что могло задержать его в этом огромном городе. Однако его не было весь день, не появился он и на следующее утро. Я сообщил об этом Мардиону и отправился на поиски.

Я легко нашел нужный дом, поскольку этот подозрительный вдовец был, казалось, так же известен всему кварталу, как какой-нибудь уважаемый раввин. Услышав его имя, люди морщились, и пару раз я даже слышал замечания вроде таких: «Этот знает, как прийти к деньгам и миновать судью» или: «Он сделал из своих дочерей проституток, но подаст жалобу на всякого, кто так их назовет».

Редко кто называл его по имени — Даниэль, как будто его сограждане боялись запачкаться при этом. Они звали его: «богатый вдовец» или — с неприязнью — «наглый сутенер».

Как я уже сказал, найти дом оказалось очень легко. Слуга открыл мне дверь и позвал хозяина.

Описать этого Даниэля мне довольно трудно, поскольку он выглядел совершенно заурядно. Таких типов здесь, в еврейском квартале, можно встретить на каждом углу, их полно на рынке или в любом трактире. Это был человек лет пятидесяти, среднего роста, не толстый, не худой, он носил короткую бороду и украшенный вышивкой темно-коричневый халат. В лице его тоже не было ничего привлекающего внимания, если не считать того, что глаза смотрели совершенно безо всякого выражения — ни приветливо, ни враждебно, безо всякого любопытства, ни строго и ни доброжелательно.

Я представился, назвав свое имя и звание, и спросил, живет ли еще здесь мой слуга Саломон. Он любезно кивнул.

— Саломон или Салмо, как он сам просил его называть, конечно, еще живет здесь.

— А где он сейчас?

— Я запер его в погребе до прихода рабби, который должен рассудить, какую кару он должен понести за свой проступок.

Я чуть язык не проглотил.

— Ты… ты так просто взял и запер Салмо в погребе? Слугу личного врача Ее Божественного Величества царицы Клеопатры из Египта?

— Да, так он о себе говорил. По крайней мере, тут он сказал правду.

— Что это значит? В чем ты его обвиняешь?

— Он пообещал жениться на моей дочери Деборе, но, похоже, и не думает выполнять обещание.

Я покачал головой.

— Он не мог обещать жениться на твоей дочери, потому что в Александрии его ждет жена и двое, нет, трое детей. Салмо женат, и я смело положу за него руку в огонь.

Даниэль равнодушно пожал плечами.

— Этого я никогда и ни для кого не стал бы делать — я имею в виду класть руку в огонь. Вообще же у меня есть письменное подтверждение его намерения жениться на Деборе.

— Что? Он объявил об этом письменно?

Даниэль кивнул.

— Как и принято у культурных народов — все равно, к какой культуре они принадлежат. Мы, евреи, составляли наши договоры письменно еще в те времена, когда греки и римляне не знали ни языка, ни письма.

— А, — усмехнулся я, — я вижу, ты образованный человек, Даниэль, докажи мне теперь, что ты еще и честный человек.

Он тотчас поднялся.

— Конечно, конечно. Сейчас я принесу документ.

Он подошел к окну, склонился над тяжелым, обитым железом сундуком и заскрипел ключами и задвижками. Вернувшись, он положил передо мной пергамент, покрытый еврейскими письменами.

— Я не знаю еврейского языка и письма. Прочти мне.

— Как пожелаешь. Итак. Саломон бен Наум из Александрии и Даниэль бен Симон из Антиохии заключили следующее соглашение: Саломон согласен и готов взять в жены Дебору, дочь Даниэля, в течение этого года и считает этот договор доказательством и знаком того, что он помолвлен с Деборой.

Составлено в Антиохии в 4-й год правления императора Марка Антония и в 338-й год после победы Селевка Никанора.

— Вот подписи Саломона бен Наума и моя, — сказал Даниэль, сунув документ мне под нос.

Указательным пальцем он постучал по подписи Салмо, и это прозвучало похоже на барабанную дробь. Мне бросилось в глаза, что текст написан очень убористо и мелко, хотя почти треть пергамента оставалась свободной и вовсе не надо было экономить место.

— Хорошо, — сказал я, — а теперь я хотел бы услышать мнение Салмо.

Слабое подобие улыбки промелькнуло на лице Даниэля, но глаза его по-прежнему ничего не выражали.

— Он уже выразил свое мнение своей подписью, которая говорит ни о чем ином, как о том, что он хочет жениться на Деборе.

Он снова постучал пальцем по пергаменту. Я покачал головой.

— Иногда бывает, что подписываешь одно, а имеешь в виду совсем другое.

— Тогда он нечестный человек.

— Или его обманули. Итак, я еще раз прошу позволить мне поговорить с Салмо.

— В первый раз ты не просил меня… Впрочем, почему бы и нет? Но я считаю уместным, чтобы при этом присутствовала и Дебора.

— Потом — пожалуйста. Но теперь я хотел бы поговорить только с тобой и с Салмо.

Даниэль поднял маленький серебряный колокольчик и слегка позвонил.

Слуга ввел Салмо почти сразу же, как будто все уже было заранее подготовлено. Когда он увидел меня, лицо его просияло так, как будто я принес ему весть о помиловании.