Зигфрид Обермайер - Под знаком змеи.Клеопатра

Тем временем царица Клеопатра, ее сын Цезарион, придворные, личное войско царицы — оно состояло примерно из четырехсот галльских солдат — и легион римских солдат не спеша двигались на юг. По пути мы посетили знаменитый храм Солнца в Эмесе. Народ восторженно встречал царицу Египта, ведь один из ее титулов был sat-Ra — «Дочь Солнца». На нас, придворных, тоже падал отблеск ее сияния, и я с удовлетворением отмечал разницу между несчастным полковым врачом и личным врачом божественной правительницы. Во время торжественных встреч я всегда находился рядом с ней и со смешанным чувством гордости и иронии смотрел на гордых вождей арабских племен, которые, точно срезанные колосья, падали ниц перед моей царицей.

Не менее триумфальна была также встреча в Дамаске. Однако на этот раз приветствовали скорее не божественную царицу, а повелительницу Итуреи, которую Антоний передал ей в Тарсе. Дамаск лежал на границе с этой маленькой страной и постоянно страдал от набегов разбойничьих банд из Итуреи. Легионеры императора быстро положили конец этому, и теперь о Клеопатре говорили как об «освободительнице Дамаска».

То, что последовало дальше, было гораздо менее радостным, и когда все осталось позади, мы удивились тому, что еще живы. Я говорю о посещении царицей Иерусалима, столицы царя Ирода. Мы знали, что после раздела земель, произошедшего в Тарсе, Ирод стал злейшим врагом царицы, ведь она получила значительную часть его областей, и прежде всего гавани на западном побережье — ему скрепя сердце пришлось смириться с этим, чтобы сохранить трон.

Как правило, подобные решения — я имею в виду посещение Иерусалима — Клеопатра принимала сама. Но в этот раз она, казалось, была в нерешительности и попросила совета у друзей.

Ирод приглашал ее в Иерусалим — возможно, по настоянию Антония. Но можно было запросто найти дюжину уважительных причин, чтобы вежливо отказаться от этого приглашения.

— Я знаю, что мне следует делать, но не уверена, хочу ли я этого, и я вижу все опасности, которые с этим связаны. Давайте, друзья, взвесим все «за» и «против».

Как всегда в подобных обсуждениях, сначала она посмотрела на Мардиона, который уже много лет был ее верным другом и советником.

Как и многие евнухи, Мардион был человеком без возраста: кожа его была гладкой, он был все такой же маленький, кругленький и подвижный и только в тщательно уложенных волосах слегка пробивалась седина. Как всегда, он говорил свободно, открыто и без ложного почтения.

— Я полагаю, что против этого визита есть гораздо больше доводов, чем за него. Будем называть вещи своими именами: вы оба по разным причинам не выносите друг друга, и для вас лучше было бы не дышать одним воздухом. Однако ты, царица, и царь Ирод должны считаться с императором, который старается сделать вас добрыми соседями. Ирод хочет сохранить свой трон — а это невозможно без согласия Рима, то есть императора Марка Антония. Ты, царица, обязана Антонию увеличением своих владений — за счет Ирода, — и ты не хочешь его оскорбить. Но что перевешивает? Я придерживаюсь мнения, что тебе следует отказаться от визита, поскольку, как ты уже заметила, это сопряжено с опасностью. Вполне может оказаться, что Ирод задумал какую-нибудь хитрость или коварство. Он может подослать убийц, а затем выжать из них нужное признание и таким образом доказать свою невиновность. По-моему, от этого араба можно ожидать чего угодно, но только не добра.

Царица внимательно выслушала Мардиона, кивнув пару раз.

— Я могу только подтвердить твое последнее высказывание, Мардион. Все, что можно сказать хорошего об Ироде, это его дружба с Антонием, — для меня это скорее невыгодно. И все же я убеждена, что Ирод не осмелится поднять на меня руку. Как бы ловок он ни был, он не сможет устроить все так, чтобы самому при этом остаться вне подозрений.

Она спросила также мнения остальных, среди которых был и Николай из Дамаска, воспитатель ее сыновей.

Он погладил свою пышную бороду ученого и сказал:

— Божественная царица, прошу извинить меня, но я ничего не могу посоветовать ни «за», ни «против». Мне не известны ни характер, ни намерения этого царя, а без знания фактов я ничего не хотел бы говорить. Этого же принципа я придерживаюсь и в отношении твоих сыновей, поскольку греческие философы учат…

На лбу Клеопатры появились хорошо знакомые гневные морщинки.

— Достаточно, Николай, — умоляюще взмахнула она руками, — я уважаю твои принципы, даже если и не могу их одобрить.

Затем она обратилась ко мне:

— Ты, Гиппо, был моим первым послом в Иерусалиме, видел Ирода и довольно долго беседовал с ним. Принял бы ты это приглашение, будучи на моем месте?

— Есть столько же доводов «за», сколько и «против». Но раз уж ты спросила, что бы я сделал на твоем месте, то я откровенно скажу, что я не задерживаясь отправился бы в Александрию и оттуда послал бы письмо с вежливыми извинениями. Ирод приказал убить уже немало своих родственников, которые — замечу — не представляли ни малейшей угрозы для его власти. Его внешность обманчива. Он легко мог бы продать в рабство собственную мать, чтобы сохранить трон — трон, который он получил по милости Рима, а не унаследовал, как ты, светлейшая царица.

Царица кивнула и коротко обвела нас взглядом.

— Итак, большинство из вас советуют мне отказаться от визита. Но повелитель должен иногда действовать вопреки собственному благоразумию, и не следует забывать одного: если я не приму это приглашение, Ирод может расценить это как слабость и даже как враждебный акт по отношению к соседней стране. Он вынужден постоянно балансировать на своем шатком троне, он чувствует свою зависимость от Рима, от дружбы с Антонием и, не в последнюю очередь, от благосклонности Октавия. Этот человек понимает только один язык — язык силы. Я отправлюсь в Иерусалим и покажу ему, что не боюсь его, потому что, если дело дойдет до чего-нибудь серьезного, Антоний будет на моей стороне, а не на его.

Таким образом, вопрос о визите был решен. Однако один из нас наотрез отказался войти в Иерусалим — а именно мой слуга Салмо.

— Господин, ты не можешь от меня этого требовать. Конечно, в прошлый раз Ирод оказался милостив, но ведь он думал, что я никогда больше не появлюсь в Иерусалиме. Ведь он может приказать казнить меня, так сказать, в предостережение, по принципу: если нельзя ударить хозяина, стегают его осла.

Я принужден был рассмеяться.

— Но, Салмо, не хочешь же ты сравнить себя с ослом? И если уж допустить подобное сравнение, то Ирод не посмеет тронуть и волоска на наших ослах, как не станет он делать ничего, что могло бы задеть Клеопатру. Какой бы старой и прочной ни была его юношеская дружба с Антонием, однако она может не устоять перед женщиной.