Питер Грин - Смех Афродиты. Роман о Сафо с острова Лесбос

— По-моему, у него с Фанием мало общего. Разве что любовь к Йемене. — Тут я опять хихикнула: я нервничала больше, чем могла себе в том сознаться…

— Ну, по поводу того, много ли у них с Фанием общего, можно будет и поспорить.

Наши взгляды встретились; его глаза были полны дружелюбия и воодушевления.

— Знаешь, кто еще там был? Меланипп, — сказала я.

— Правда? А я-то думал, что он отправился в Египет.

(Просто удивительно, как Церцил, не будучи коренным жителем Митилены, ловил на лету любые местные сплетни — ничто не доставляло ему такого удовольствия, как вникать в тонкости личных взаимоотношений между горожанами. Ведь, как правило, такая черта свойственна одним только женщинам — я всегда думала, что мужчины нарочно оставили эту привилегию женщинам, чтобы те, занимаясь болтовней о пустяках, не лезли в их более серьезные дела. Все мои знакомые, о ком распускались самые скандальные сплетни, были мужчины.)

— Ну уж если он туда и поедет, так наверняка на свой медовый месяц, — сказала я.

— Ты имеешь в виду, что он женится на Мике? Да, я тоже что-то слышал на этот счет. Как он будет рад, что у него будет собственная настоящая художница. И какая — модная портретистка! У него в женах!

— Бедняжка Мика, — сказала я.

В тот день она одна из всех выглядела настороженной и скучной. Теперь ее детский восторженный дух был под строгим надзором. Под ее усталыми глазами Кассандры, виднелись темные пятна. И все-таки она вела яркую, тонкую беседу, подлаживаясь под настроение Меланиппа, играя роль, которую тот предназначил для нее. Каковым будет вознаграждение за все это? Блистательное положение в обществе, денежная надежность, понимающий муж? Положим, что так. И только глаза бедняжки Мики выдавали, какую жертву ей пришлось принести за все вышеперечисленные блага.

Наблюдая Меланиппа и Агесилаида вместе — столь подчеркнуто учтивых, являющих собой образцы супружеской и предбрачной добродетели, — я задумалась о том, сколь близки были отношения между ними в былые дни, какая неявная связь объединяет их теперь. Понимали ли они, как и я, какую тонкую, свежую струю света проливает помолвка Мики на новый брак ее матери? Подражание — особенно когда дети подражают родителям и наоборот — самая искренняя из разновидностей лести.

— Почему ты считаешь, что она бедняжка? — спросил Церцил. — Она знает, чего хочет, и намерена это получить.

— По-твоему, это так?

— А ты что же, не знаешь, чего хочешь? — В его словах звучала едва заметная издевка, но я чувствовала, с каким нетерпением он ждет моего ответа.

— Да. Я знаю, чего хочу.

— И ты намерена это получить?

Я сидела неподвижно, сложив руки на коленях. Лучи послеполуденного солнца блестели на двух кольцах, что были у меня на безымянном пальце: тяжелой печатке и сплетающихся змейках.

— Это знают боги, — сказала я наконец.

Он кивнул:

— Да, боги это знают.

Это был самый важный миг нашего разговора: мы поняли друг друга. Когда Церцил заговорил снова, в его голосе вновь появилась прежняя добродушно-шутливая, небрежная нотка.

— А что ты скажешь об Аттиде? По-моему, она восхитительное существо, но как трудно сказать, что у нее на уме: угрюмое выражение лица ничего не выдает. Не думаешь ли ты, что она втихомолку готовит какой-нибудь яд для отчима?

Я рассмеялась:

— А что, по-твоему, Аттида действительно такая непостижимая? Даже странно. Ах, нет — я понимаю, что ты имеешь в виду. — Как я ни старалась, я не смогла скрыть своего волнения, когда говорила об Аттиде: в горле у меня сделались такие спазмы, что я чуть не лишилась дыхания. — Нет, хочу сказать, что ей очень нравится Агесилаид.

— Ну и хорошо. Не правда ли? — спросил Церцил, задумчиво поглядев на меня. Его серые глаза не выдали, о чем он в этот миг думал, но меня поразило выражение, неожиданно возникшее на его лице, — это была бессознательная пародия на угрюмую непроницаемую маску, которую он приписывал Аттиде. — Но она еще так юна! Ее так легко обидеть.

— Знаю, — кивнула я, — знаю.

День, клонившийся к закату, еще хранил тепло, но я почувствовала, как мои сплетенные вместе пальцы внезапно похолодели, как лед. Церцил встал с лежанки, поигрывая свитком, и сказал:

— Сегодня вечером я приглашен на обед в городской Совет. Приглашение послал лично Мирсил. Как ты думаешь, что бы это значило? — Он поднял брови, и я не могла понять, то ли это усмешка, то ли покорность.

Меня поразило тогда — не в первый раз, — сколь многим из того, что ему ведомо, он никогда со мной не делится, сколь велика область его внутреннего мира, куда мне нет доступа.

Я ответила, как могла сдержанно:

— Чего ты меня-то спрашиваешь? Спроси тетушку Елену.

— Только не это, — улыбнулся он. — И как ты умудрилась окружить себя такой отвратительной родней, Сафо? Для этого надо особый дар иметь!

Я ничего не ответила. Решила: это вопрос риторический, ответа на него давать не требуется. И хорошо, а то подобрать ответ было бы довольно затруднительно.

Церцил еще немного поколебался, а потом сказал:

— Ну ладно, мне надо заняться счетами. — «Прозвучало довольно неуклюже в его устах», — подумала я. Сказал и удалился прочь за колоннаду, склонив голову, словно размышляя о чем-то.

Я посидела еще немного в одиночестве, вспоминая все мельчайшие подробности этого судьбоносного дня. Когда я приехала в Усадьбу трех ветров, то нигде не могла найти Аттиду. Точно во сне, я обняла Йемену и Мику, отвесила вежливый поклон Агесилаиду, вручила подарки, которые привезла с собой, ощущая на себе оценивающий холодный взгляд Меланиппа. Подали крепкое сладкое вино, пирожки с кунжутом; пошли бесчисленные вопросы, и только час спустя я осмелилась спросить, прикрывшись маской безразличия:

— А где Аттида?

— Она там, в саду, — улыбнулась Йемена. — Знаешь, Сафо, она в последнее время стала какой-то странной. Как бы тебе это объяснить? Уносится куда-то в своих грезах, чуждается всех — хотя по ней вроде не скажешь, что она несчастлива.

— Да что ты, мама, — нетерпеливо перебила Мика. — Просто она сейчас в таком возрасте, когда девчонки обычно витают в облаках. Не стоит, право, так уж обращать на это внимание.

— Ты-то уж точно не витала в облаках, моя милая, — сказала Йемена.

Да, ей вполне можно было поверить. Мике было не свойственно выплескивать свои чувства наружу, так что меня это даже слегка тревожило. Агесилаид успокоил супругу добродушной улыбкой, словно говоря: «Пусть девчоночьи проблемы тебя не беспокоят. Можешь на меня положиться, я за все отвечаю». Они с Церцилом были примерно в одном возрасте, — точнее говоря, при взгляде на него так же нельзя было сказать точно, сколько ему лет. Седина едва коснулась его густых курчавых волос.