Жорж Бордонов - Кавалер дю Ландро

«Я часто спрашиваю себя, — пишет все тот же летописец, — почему подобные люди появляются на земле? Неспособные принести счастье своим близким, они и сами несчастны. Как могут они жить с грузом постоянного страдания, раздирающего душу? Но мне кажется, что смятение, которое испытывал Ландро, было вызвано не столько душевной болью, сколько какой-то непостижимой яростью по отношению к жизни, смешанной с вызывающим отчаяние вопросом к окружающему миру. Однажды, когда он, по его грубому по-солдатски выражению, „распахнулся“ передо мной, дю Ландро сказал, словно пролаял: „Да! Ты знаешь, что такое радость жизни! У тебя есть жена, дети, дом! И тебе этого достаточно! А я? Ничто в этой жизни не приносит мне успокоения, ничто меня не привлекает. Какого черта я делаю на земле?“ И он снова скрылся за своей обычной маской, устыдившись нечаянно вырвавшегося откровенного признания. Его смех, больше похожий на ржание, чем на смех человека, поставил точку в этой неожиданной исповеди».

Итак, для своего рождения он выбрал момент, когда над Нуайе неистовствовала свирепая гроза! Небольшая усадьба казалась еще меньше и беззащитнее перед разгулом стихии! В этой части Вандеи грозы являют собой впечатляющее зрелище. Тучи, пришедшие с моря, встречаются здесь с тучами, зародившимися над холмами — старыми, разрушенными за миллионы лет дождями и ветрами горами. Воздушные вихри бросают вам в лицо свои черные, как сажа, бешено крутящиеся массы, неистово разрываемые на части. Раскаты грома, перекатываются над деревьями, листья которых дрожат и трепещут, как в лихорадке. Земля издает протяжные мрачные стоны под ударами небес. Птицы, застигнутые стихией в полете, падают замертво на залитые водой поля и застревают в перепутанных сетях из ветвей деревьев. По берегам прудов камыш сгибает свои крепкие, прямые стебли под непосильной тяжестью, и его рыжевато-коричневые бархатистые шишки склоняются почти до воды. Кипящий, истерзанный ударами молний пруд издает резкий, пронзительный, как у флейты, звук. Деревья на горизонте кажутся неясными призрачными силуэтами, сотрясающимися в конвульсиях. Запах насыщенного электричеством воздуха перехватывает дыхание. В зависимости от сезона эта вакханалия стихии может длиться часами. А самые свирепые грозы случаются зимой, тогда с небес одновременно бьют десятки молний.

В такую грозу и возвестил белому свету о своем рождении криком дю Ландро. Как раз в момент его появления сверкающий зигзаг молнии расколол трехсотлетний дуб, стоявший прямо перед господским домом. Затем, наткнувшись на склон горы Жюстис, возвышавшейся перед усадьбой, и оттолкнувшись от него, гроза ушла в другие края Вандеи. Но злобное ее ворчание не сразу стихло вдали, и, хотя мадам Ландро задыхалась в душной комнате, никто из прислуги, включая акушерку, не осмелился открыть окно и впустить в комнаты свежий воздух.

Внизу «счастливый отец» мерил зал нервными шагами в ожидании «события». Когда молния ударила в дуб, он ненадолго покинул дом, опасаясь пожара и желая оценить причиненный ущерб. Однако все осталось целым и невредимым за исключением старого дерева! Не пострадала ни одна черепица. Только дуб стоял обезображенный, расколотый до самых корней. В большом зале, который служил одновременно гостиной, кабинетом и столовой, господин дю Ландро продолжал ходить, покусывая губы. Смерть старого дерева глубоко огорчила его. Но он ободрял себя одной и той же произносимой мысленно фразой: «Уже скоро мадам должна разрешиться». Господин Ландро, имевший двух дочерей, очень надеялся на рождение сына. Он так был уверен, что родится непременно мальчик, что по этому случаю надел свой старый мундир капитана кавалерии с лентой Св. Людовика на груди. Позолота и галуны немного потускнели от времени, но общий вид мундира еще производил впечатление. Господин дю Ландро, хотя и был в прошлом кавалерийским офицером, не претендовал на элегантность, С саблей, бьющей по ногам, с изрядно пожелтевшими перчатками, смятыми руками заложенными за спину, он взволнованно ходил взад-вперед, как влюбленный перед свиданием. Он никогда не умел согласовывать свои движения со своим положением, не знал, что такое походка благородного человека, хотя и гордился принадлежностью пусть к небогатому, но древнему роду. Увидев впервые в Версале короля Людовика XVI, он не смог удержаться и расхохотался: «Да у него походка, как у нашего индюка!» В Париже, служа в армии, он нахватался философских идей и с тех пор охотно поддерживал вольнодумцев и атеистов. Но сейчас он не мог выбросить из головы засевшую занозой глупую, словно он был простым крестьянином, мысль: «Что может означать гибель старого дуба именно в этот день?» Старый дуб не был обычным деревом. Он появился в одно время с усадьбой, во всяком случае, так гласит семейное предание. Его было видно издалека, и он даже получил собственное имя — «дуб Ландро». Дерево было местной достопримечательностью, чем-то вроде языческого бога — хранителя очага. «Старина сильно пострадал, — вертелось в голове господина дю Ландро, пока он не переставая расхаживал по комнате, — но такой ветеран, как он, еще может выкарабкаться, если его хорошенько подлечить». Он решил попытаться спасти дерево: залить гигантскую рану смолой, чтобы защитить ее от мороза и насекомых.

В этот момент из-за приоткрывшейся двери показалась голова служанки:

— Свершилось, мой господин! Хорошенький мальчик и орет, как поросенок!

— Прекрасно!

Господин Ландро надел треуголку, перед овальным зеркалом поправил ленту ордена Св. Людовика и торжественным шагом начал подниматься по винтовой лестнице. Это была широкая и красивая гранитная лестница, освещаемая светом, льющимся через старинные бойницы. Она занимала все внутреннее пространство башни. Ее ступени имели небольшой подъем, такой, что лошадь могла подняться на второй этаж: деталь, имеющая свое значение для нашего повествования! В стену, между дверями комнат, было вделано тяжелое железное кольцо, за которое гости могли привязывать своих лошадей. Господин Ландро постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел. Придерживая саблю, он взмахнул треуголкой и проговорил торжественно, как только мог:

— Мадам, благодарю вас за то, что вы подарили мне сына после двух дочерей. Это очень любезно с вашей стороны.

Мадам Ландро, бледная и вспотевшая, устало улыбнулась. На ее щеках появился румянец. Господин Ландро сказал ей, что она прекрасно выглядит, и, поцеловав ее в лоб, направился к колыбели младенца.

— Ах! Ах! Что за голос! Мы хотим перекричать грозу? Прекрасно!

Он повернулся к госпоже Ландро, снова отсалютовал треуголкой и произнес:

— В нашем роду все так появлялись на свет, с ревом, напоминающим сигнал охотничьего рога.