Жорж Бордонов - Кавалер дю Ландро

— И все из-за бравады Мюрата и его тупости. Этот неаполитанский королек возомнил себя настоящим принцем. Дрался с казаками на пиках. Посылал вызовы на дуэль, показывая всем свою невероятную глупость… А ты, старина? — обратился он к ветерану.

— У нас осталось две роты без командиров, — ответил солдат.

— Этот Мюрат совсем спятил.

— Мы все тоже.

— Похоже на то. Поражения превращают солдата в дикое животное.

— Да, неудачи озлобляют, господа лейтенанты.

— Если бы ты знал, Десланд, о чем я постоянно думаю со вчерашнего дня!

— О чем же?

— Я все время вспоминаю того толстого полковника на вороной кобыле. Я все время твержу себе, что это несправедливо: почему он на ней ехал, а не я?

— Вокруг одна несправедливость, мой лейтенант, — сказал солдат, сгибаясь под тяжестью ранца. Его руки были замотаны шарфом, тряпкой был замотан и курок ружья. — Разве император заслужил такое? Почему этот чертов русский царь не капитулировал? Мы его разбили? Да или нет?

— Да, бравый капрал.

— Эх, господа лейтенанты, вам ли жаловаться? Вы молоды, в расцвете сил. А мне уже сорок пять. Я записался в армию добровольцем, спасать Республику от опасности. Прошел Вальми, Италию, Египет, был под Аустерлицем. Да, я видел восходящее солнце наших побед. А теперь все изменилось. Наступили холода.

— А почему ты не в Старой гвардии, с твоим-то послужным списком?

— Старая гвардия — дело случая. ОН меня ни разу не заметил. Наши пути не пересекались. Я никогда не был там, где проезжал император. Чуть раньше, чуть позже, но никогда вовремя.

— И тебе никогда не предлагали войти в Старую гвардию?

— Какое там! Командиры держались за меня. Я тянул всю службу. Мне не было равных по опыту. На службе, в наряде — я кремень. Пристрелю генерала, если он не скажет пароль. А кто воспитывает новобранцев? Посмотрели бы вы на меня, когда я ими командую. А дисциплина у меня… Но есть один недостаток…

— Бутылка?

— За кого вы меня принимаете? Нет, мой лейтенант, неграмотный я. Могу только свое имя написать. Поэтому нашивки, эполеты — все другим. Прямо беда. Скажите, разве это справедливо?

Снова повалил снег. Ветер становился все более пронзительным и обжигающим. Еловые ветви сгибались под непосильной тяжестью. Иногда они сбрасывали снежную шапку и облегченно взмывали вверх темными мохнатыми лапами или, словно надорвавшись, ломались с сухим треском, похожим на звук треснувшей на морозе стали. В короткий момент затишья снова послышалось бормотание солдата:

— От самой Москвы несу свое имущество. На моем ружье нет ни пятнышка ржавчины и на тесаке тоже. Патронная сумка полна пороха и пуль… Я их набрал у мертвых. Ох, как давно это было! Как далеко мы ушли! Ноги стер до костей…

Лейтенанты обменялись взглядами. Подхватив солдата с двух сторон, они усадили его в седло.

— Ребята! — воскликнул тот растроганно. — Я этого не забуду! Вот что я называю истинным солдатским братством. Жаль, что ОН не видит. ОН бы оценил.

Из осторожности они придерживали лошадь. Солдат не был кавалеристом и мог свалиться. Он сидел, нахохлившись, в седле и был похож на дрожащую, ощипанную курицу. Легкие, искрящиеся перья снега летали вокруг. Внезапно перед ними возникли грозные силуэты марширующих солдат. Они шли сомкнутыми ровными рядами, словно на параде, и над колонной стоял какой-то рокот, должно быть, это была походная песня.

— Гвардия! — выдохнул солдат. Он расправил плечи и приподнялся на стременах. — Старая гвардия! ОН там! Быстрее туда!

В своем возбуждении он забыл о состоянии своих попутчиков. Десланд и Ландро ускорили шаг, чтобы не лишить ветерана этого зрелища. Во главе темной колонны колыхались знамена уже исчезнувших в мясорубке сражений и под снежным саваном полков. Их трехцветные полотнища были разорваны и пробиты пулями.

— Быстрее! Я хочу его видеть.

Впереди шел батальон из генералов без дивизий и полковников без полков. За ними — маленький, скрюченный человек в казачьей папахе и лисьей шубе, с палкой в руке. Рядом шагали два маршала. Сзади четверка лошадей тащила карету.

— Это он! Да здравствует император!.. Да здравствует император!.. Да здравствует…

У солдата сорвался голос, и он в отчаянии простонал:

— Не узнал меня!.. А ведь под Москвой, на Большом редуте, я был представлен ему моим полковником. «Сир, — сказал полковник, — вот солдат, который первым ворвался на редут, впереди всего полка». Великий Наполеон был доволен и приказал своему адъютанту: «Монтийон, запиши его имя, он достоин креста». Так и сказал. О чем ОН сейчас думал?.. Если бы он меня узнал!..

— Однако, — усмехнулся Ландро, — видел бы ты свою физиономию с этими усами.

— Проклятие. Из-за этого налипшего снега они мне оттянут нос.

Снова поднялся злой, колючий ветер. Там и тут, на дороге и по сторонам ее, возвышались сугробы, из которых выглядывали то султан кивера, то рукоятка сабли, то ствол ружья или посиневшая рука со скрюченными пальцами. Лошадь осторожно, повинуясь инстинкту, перешагивала через эти страшные холмики. Солдат оказался большим знатоком воинской геральдики и по различным деталям определял принадлежность погибшего:

— Третий пехотный.

Или:

— Первый егерский.

И еще:

— Кавалергарды. Элитная рота. Офицер…

Они вдруг оказались посреди лесной чащи. И почти сразу где-то совсем близко раздались дикие выкрики, ругательства и чужая гортанная речь.

— Казаки!

Солдат почти упал с лошади.

— Я привык воевать, стоя на земле, — сказал он.

На них выскочили два всадника, преследуемые русскими. Одним прыжком Ландро взлетел в седло. Выхватил саблю из ножен, изготовился к бою. Казаки, верные своей тактике, непрерывно крутили вокруг своих жертв карусель. Они наскакивали, затем, увеличивая дистанцию, отъезжали в сторону и снова бросались вперед с пиками наперевес. Один из французов получил удар пикой в грудь и упал. Другой храбро защищался, но ему было все труднее сдерживать врага. Ландро понесся вперед. Он наносил, быстрые, разящие удары направо и налево. Уже его сабля перебила древки нескольких пик и пару раз достала до цели. Три казака свалились замертво от выстрелов Десланда и солдата. Двух других, задетых саблей Ландро и застрявших в стременах, поволокли за собой лошади. Остальные ретировались. Шевалье остановился, не решаясь преследовать их в лесу. Вытирая клинок сабли, он огляделся, пытаясь рассмотреть, кого же он спас. Сначала он узнал кобылу, ее стройные ноги, пышный хвост и несравненный взгляд ее больших влажных глаз, потом и всадника — толстого полковника егерей, его меховая накидка висела, разрубленная в клочья, забрызганная свежей кровью.

— Я ваш должник, — проговорил полковник, с трудом переводя дыхание. — Они тоже. Всех нас ждет один конец, лейтенант, но все же спасибо. Я хотел бы иметь вас под своей командой… Да, лейтенант, я был бы рад…