Любовь Воронкова - Герой Саламина

– А пока – тьфу на все! – заявил Евтихид. – Горгий ждет нас, и нам надо поторопиться!

Аристид стоял на холме и видел издали, как друзья окружили Фемистокла и как потом с веселыми возгласами увели его с собой. Улицы затихли. Грустное чувство одиночества охватило сердце.

«Почему его так любят люди? – думал Аристид, направляясь к дому. – Конечно, он горазд и на шутки и на всякие выдумки. Но ведь это все вздор, такой же вздор, как сегодняшние корабли. Однако вот он окружен друзьями, а я, Справедливый, возвращаюсь домой один. Впрочем, власть и влияние, приобретенные благодаря поддержке друзей, часто толкают человека на несправедливые поступки, а я не хочу такой власти, потому что честного гражданина она делает несчастным».

И добавил вполголоса, иронически усмехнувшись:

– Фемистокла же она несчастным не сделает!

Аристид стоял на холме и смотрел, как друзья окружили Фемистокла...

Домой после дружеской пирушки Фемистокл возвращался глубокой ночью. Теплые созвездия венчали Пентеликон.

Узкая, кривая улица вела на окраину. Фемистокл шел в темноте по памяти, ему не раз приходилось возвращаться домой за полночь. Он осторожно обходил канавы, перешагивал через ручьи, где под прибрежными кустами прятались нимфы – Фемистокл мог бы поклясться, что слышал их голоса. Иногда дорогу ему преграждали огороды и палисадники, полные темной листвы и запаха мирты. Изредка где-то во дворе взлаивала разбуженная его шагами собака…

Дом Фемистокла, такой же, как и все дома в Афинах, маленький, с черепичной крышей, с надстройкой наверху для слуг и рабов, стоял темный и тихий.

«Как гнездо птицы… – подумал Фемистокл с чувством спокойного счастья. – Как гнездо, полное птенцов. Мое гнездо. Мой дом».

На пороге, накинув покрывало, ждала жена.

– Ты опять не спишь, Архиппа!

– Я не могу спать, когда тебя нет дома, Фемистокл. И тебе это известно.

– Верно, боишься грабителей? Но ведь грабители хорошо знают, что у меня нет золота!

– Это так. Зато я хорошо знаю, что у тебя есть враги. Мало ли что может случиться!

«Не хочет сказать, что я могу выпить лишнее и не дойти до дома, – подумал Фемистокл, усмехаясь в бороду. – Клянусь Зевсом, она этого даже хотела бы, лишь бы иметь возможность помочь мне!»

Теплая тишина дома, хорошего семейного дома, где много детей и добрая жена, ласково встретила Фемистокла. Каждый раз, возвращаясь домой, он испытывал чувство спокойной радости, и все тревоги его оставались за дверью. Здесь было все хорошо – и огонь очага, и журчание воды в водоеме, и светильни, мерцающие над столом, накрытым для ужина. Архиппа никогда не спрашивала у Фемистокла, где он был, сыт ли он, она просто ставила ужин на стол.

Однако сегодня Фемистокл принес свои тревоги с собой. Он сел на низкую скамейку у очага и задумался, глядя в оранжевый круг тлеющих углей. Архиппа раза два взглянула на его словно под тяжестью кудрей опущенную голову. Пытаясь отвлечь Фемистокла от его дум, Архиппа принялась рассказывать обо всем, что случилось за день, сообщила все маленькие домашние новости – и что сказала малютка Никомеда, и как свалился сегодня с изгороди Полиевкий, и как Архентол, их старший, заявил, что скоро отправится за Геллеспонт и казнит царя Ксеркса…

– …И тогда нам уже больше не придется опасаться персов, – тихо смеясь, говорила она, – доживем с тобой жизнь спокойно и даже в почестях, ведь Архентол, конечно, будет увенчан золотым венком!..

Но, видя, что Фемистокл почти не слушает ее, спросила:

– Прости, Фемистокл, у тебя что-нибудь случилось?

– Пока еще нет. Но может случиться.

– Но если не случилось, зачем же огорчаться раньше времени? Уж было много бед и страха, когда подступили персы. Однако богиня Афина защитила свой город.

– Я о другом. Сегодня на Собрании архонты заговорили о том, чтобы нас судить судом остракизма. Аристида и меня.

– О! – Архиппа приложила ладони к губам, чтобы не вскрикнуть. – Тебе? Суд остракизма?

– Да. Мы оба слишком тревожим афинян.

Архиппа помолчала, овладела своим волнением и сказала, как всегда, спокойно:

– Воля богов, Фемистокл. Жить можно не только в Афинах.

– Изгнанник – не гость. Изгнанника не встречают почестями.

– А мы и не захотим быть гостями ни у кого. Ну что ж, десять лет – это еще не вся жизнь. А минует срок – и мы снова вернемся в Афины. Дети подрастут. Подумай, как мы будем счастливы, когда опять войдем в Афинские ворота!

Низкий, ласковый голос Архиппы успокаивал. Афинянка, она ради него, не задумываясь, готова была покинуть Афины!

– Конечно, остракизм – это не суд над преступником. Просто мешает человек, так пусть уйдет куда-нибудь на время. Но если бы только эта беда. Меня заставят покинуть Афины, и погибнет дело, которое необходимо сделать, потому что от этого зависит судьба нашей родины. Сегодня я почти убедил Собрание, что нам надо строить корабли. И убедил бы, если бы не Аристид.

– И вы опять бранились?

– Мы спорили. Но я чувствую, что наши споры надоели афинянам.

– О Гера! – молитвенно прошептала Архиппа. – Сохрани мне Фемистокла! И сохрани его Афинам!

В окошечко под потолком голубым глазом смотрел рассвет.

Случилось так, как предвидел Фемистокл.

Правители Афин, утомленные раздорами Фемистокла и Аристида, решили, что одного из них необходимо удалить на какое-то время из города. Обычно удаляли на десять лет.

Был назначен суд остракизма. Афинские граждане писали на глиняных черепках – остраконах – имя человека, которого желали удалить из города, и складывали их в пританее. [7] Пританы – лица, назначенные в течение месяца ведать текущими делами государства. Пританея – обширное здание в Афинах, где ежедневно собирались пританы. Черепки определили судьбу этих людей. Уйти из города пришлось Аристиду.

Аристид покорился. Выйдя за городские ворота, он поднял руки к небу и сказал, обращаясь к богам:

– Пусть никогда не придет для афинян тяжелый час, который заставил бы их вспомнить об Аристиде!

Аристид ушел из города. Больше никто не мешал Фемистоклу, и Собрание приняло его предложение отдать лаврийское серебро на постройку флота. И вскоре на верфи в Фалерской гавани застучали топоры. Постепенно, один за другим, спускались с берега на голубую воду бухты афинские боевые корабли. Не прошло и трех лет, а в Фалерской гавани уже больше ста кораблей стояло на якорях.

Все чаще стали доходить слухи, что персидский царь снова собирает войско, чтобы идти на Элладу. Сначала эти слухи были смутными. Потом вместе с торговыми кораблями в Элладу являлись люди из Византия и с островов, лежащих у азиатского берега, и рассказывали, что персидские войска стекаются к Геллеспонту, а на перешейке у горы Акте [8] Гора Акте – ныне Афон. идут какие-то земляные работы…