Анатолий Корольченко - Атаман Платов

— Никак нет…

— Все некогда небось? Побывайте, непременно поглядите сами да вмешайтесь в дело. Успех штурма от солдата зависит, от умения его и сноровки. — Суворов говорил негромко, словно бы сам с собой, а на лице Потемкина выступил пот.

— А сейчас о главном. — Александр Васильевич сделал паузу, скупо кашлянул. — Находимся мы у Измаила, господа генералы, отнюдь не затем, чтобы зимовать у стен его. Да-с, не затем. Дважды подходили к крепости и дважды отступали. Теперь нам ничего более не остается, как взять ее или умереть.

Суворов вскинул голову и, словно ожидая ответа от находящихся в палатке военачальников, медленно обвел каждого взглядом. Матвею Ивановичу показалось, что на нем взгляд командующего задержался, и неожиданно для себя он поднялся:

— Никогда прежде страха мы не ведали, не ведаем и ныне.

— Согласен, — продолжал Суворов. — А если и ведали, то шли чрез оный и побеждали. Отступление в третий раз для нас смерти подобно. Никак невозможно. Словом, господа, я решил овладеть Измаилом или погибнуть под его стенами.

За палаткой послышался конский топот, голоса.

— Ваше превосходительство, прискакал из крепости к нам парламентер! — сообщил адъютант.

— Давай его сюда!

Вошел офицер. В руках пакет.

— Мехмет-паша прислал ответ на ваш ультиматум.

Суворов неторопливо разорвал пакет.

— Где толмач? Пусть переведет написанное!

— Мехмет-паша просит, — стал тот читать послание, — еще десять суток… Это время ему необходимо, чтобы получить от визиря разрешение.

— Ну нет! Рассчитывает на простаков! Думает перехитрить нас! — Суворов зашагал по палатке, кляня турецкого начальника. Подошел к столу, хлопнул ладонью по посланию. — Пиши ответ: Сераскеру измаильскому Мехмет-паше… Написал? Получа ваш ответ, на требование никак согласиться не могу… и против моего обыкновения еще даю вам сроку сей день до будущего утра… Все! Брызгая чернилами, Александр Васильевич решительно вывел подпись.

— А еще этот Мехмет-паша высказал, что скорей Дунай остановится и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил, — передал офицер.

— Незачем Дунаю стоять, а небу падать. Отправляйте ответ в крепость.

Офицер вышел. Было слышно, как он скомандовал:

— Трубач и казак, на коня! Навесить на пику белый лоскут! За мной! — И по мокрой, не схваченной морозом земле зашлепали копыта.

— Так вот, господа, — обратился к генералам Суворов. — Все, что я высказывал, это мое мнение. Устав же воинский требует заслушать каждого, в чем я и подчиняюсь.

В воинском уставе, составленном еще Петром I, указывалось: «Генерал своею собственной волею ничего важного не начинает без имевшего наперед военного совету всего генералитета, в котором прочие генералы, паче других советы подавать имеют».

— Так вот, господа, на сем листе прошу изложить каждому свое мнение, не сносясь ни с кем, кроме бога и совести. — Резко повернувшись, Суворов вышел. На столе лежал лист бумаги с решением командующего. Согласный с ним должен был расписаться.

— Дозвольте мне, господа, по праву младшего, — поднялся Платов.

— Прошу, — взглянул на него через плечо Самойлов.

Матвей Иванович подошел к столу, обмакнул заточенное гусиное перо в чернильницу, вывел: «Бригадир Матвей Платов».

Он знал и силу крепости, и слабость казачьих полков, которыми командовал, и то, что люди обносились, а от дождей и промозглой погоды многие болели. Однако он верил Суворову, знал, что этот человек прибыл сюда с твердым намерением добиться победы, а за Суворовым он готов был идти в огонь и воду.

Военный совет единогласно решил крепость штурмовать.

Штурм Суворов наметил провести девятью колоннами. Общее руководство тремя первыми осуществлял Павел Потемкин. Его колонны наступали с запада. Четвертая и пятая, состоящие из казачьих войск, штурмовали с северо-востока, ими командовал Илья Безбородко. Шестая колонна, предводительствуемая Кутузовым, двигалась с востока. Штурмовавшие крепость с юга три колонны де Рибаса должны были, переправившись на судах через Дунай, ворваться в крепость.

Бригадиру Платову вручалась под начало пятая колонна. Она состояла из пяти тысяч казаков, ей предстояло атаковать восточную часть крепости, согласовывая свои действия с четвертой колонной бригадира Орлова и шестой — Кутузова. В дальнейшем же, в крепости — с колонной Арсеньева, которая переправлялась через Дунай.

Разложив карту и листы с текстом диспозиции, Суворов объяснил план штурма:

— Действия начнем чрез последующую ночь. А завтра с рассветом учиним артиллерийскую канонаду. И стрелять по крепости весь день и ночь тоже. А за два часа перед рассветом будет дана ракета, по которой всем подняться и, блюдя осторожность и тишину, шагать к крепости. К этому времени всем — от генерала до солдата — быть в полной готовности. Учинить нападение по единому сигналу, он последует в пять часов. Ночь употребить на внушение людям мужества и твердых мер к успехам, однако медлениями к приобретению славы не удручать. Вот так-то…

Платову Суворов сказал:

— Перед колонной пусть идут по пяти десятков человек с топорами, кирками да лопатами. А как дойдут они до лощины Старой и Новой крепости, так должны взломать палисад и тем расчистят путь колонне. А взошедши на вал, ставить лестницы и решительно взбираться на стену. Там резко продвигаться к реке, чтоб помочь высадке с флотилии, а тысяче, что позади передних, бечь налево к бастионам Новой крепости, к Килийским воротам и помочь солдатам Кутузова. А еще, Платов, запомни: всем казакам, определенным к штурму, иметь короткие дротики для способнейшего действия…

Матвей Иванович вышел из палатки. День был ясный и не по-зимнему теплый. Вдали темнели высокие стены крепости. Он представил, как завтра с зарей это грозное укрепление затянется дымом и пальбой пятиста русских орудий и как, наверняка, турки ответят тем же. И грохот канонады будет великий. А потом уже, на рассвете следующей ночи, он, атаман Платов, поведет свою колонну на штурм. Мелькнуло, что, возможно, это будет его последний штурм. Но он тут же отогнал прочь мысль. Его окликнул де Рибас:

— Помни же, бригадир, об уговоре. Живота не щади, только рвись без промедления к Дунаю. Твой успех — это наш успех.

— Не извольте сомневаться, господин адмирал. Я своему слову верен, а казакам в схватке нет удержу, они дерутся без огляду.

— Верю и тщу себя надеждой повстречаться в крепости.

Стояла глубокая декабрьская ночь. Войска уже находились на условленных местах. Казаки ждали команды, офицеры поглядывали на часы.

За два часа до рассвета с Трубаева кургана, где находилась палатка Суворова, взвилась ракета.

— Ну, с богом, ребятушки, — сказал Платов, перекрестился и широким шагом пошел впереди колонны по разведанной накануне тропке с расставленными на ней проводниками из казаков.