Анатолий Корольченко - Атаман Платов

«Царство ему божие», — произнес про себя Матвей Иванович и перекрестился. Он мысленно представил генерала, каким был тот в сражении: разъяренным и неустрашимым.

Расспросив старуху, они направились в барский дом.

— Ты больше кланяйся да старательно услуживай, — предупредил управляющего Удальцов. — И смелей будь. А вы, Матвей Иванович, молчите. Коли что — хрипите да в горло тычьте, больны, мол…

Во всех комнатах были французы. Уставшие и промерзшие, они с решимостью отстаивали свои места под кровлей.

— Из какого полка? — спросил одного Удальцов.

— Из семнадцатого, — нехотя ответил тот.

— И только сегодня прибыли? — напуская раздражение, продолжал офицер. — Странно… Где же командир полка? Вы, видимо, шли в авангарде?

— Какой там! Толпой шли. А командир пока остался позади. Там же и генерал.

Потом Удальцов заговорил с лейтенантом, а Матвей Иванович стоял позади, напряженно вслушивался в разговор, стараясь понять, о чем идет речь.

Случайно он наступил на ногу растянувшегося солдата, и тот лягнул его и раскричался.

— Что кричишь? — выручил штабс-капитан, набрасываясь на солдата. — Не видишь, гренадер едва держится на ногах. Ты здоров и лежишь, а он, больной, больше десяти лье прошагал. Говорить не может!

Управляющий завел их в какой-то чулан, и там Удальцов поведал генералу о слышанном.

— Плохо дело, — удрученно отвечал Матвей Иванович. — Не заявится сюда Наполеон, и Ней тоже. Дивизия эта идет второстепенной дорогой. Главная — в стороне. Спрашивайте о третьем драгунском полке. По нему мы можем многое определить.

— Может, возвратимся? — расстроился Удальцов.

— Ну, нет. Будем продолжать, как задумали. Уж если попали в логово, то нужно делать все до конца. Веди в гостиную, к офицерам. От них можно добыть большее.

В гостиной действительно были офицеры. Четверо за столом резались в карты. Перед ними стояла опустошенная бутылка. Лейтенант лежал на диване, укрывшись пледом. Двое, майор и капитан, сидели у камина, дремали.

Удальцов, войдя, щелкнул каблуками, козырнул.

— Недурно вы устроились, господа. Главное — в тепле. А я сегодня едва не отдал богу душу. Нет ли чем погреться?

Игравшие в карты едва удостоили его вниманием. Сидевший у камина обросший майор посмотрел на него тяжелым и требовательным взглядом, словно говоря: не забывайся, капитан, в присутствии старших. При этом старшим он имел в виду себя. Но Удальцов сделал вид, словно бы не заметил молчаливого упрека.

— Однако же вы, господа, не очень дружелюбны. Ну, да я не обидчив. Надеюсь, мы найдем общий язык. Ну-ка, мигом согревающего!

Он эффектно щелкнул пальцами.

— Слушаюсь, батюшка, — ответствовал управляющий. — Только, извините, шампани или мадеры не имеем. Есть русский самогон.

— Неси, что есть! А я ищу третий драгунский полк, — обратился он уже к офицерам. — Как сквозь землю провалился. С утра не могу на след напасть.

— И не нападете, — мрачно произнес майор. — Не там ищите. На соседней дороге он должен быть.

При виде бутылки французы оживились. Даже майор, откашлявшись в ладонь, переставил кресло ближе к столу. Зазвенели стаканы, громче зазвучали голоса. Удальцов выглядел бретером. Однако при этом хитро и умело направлял разговор на служебные дела. Сидящие как бы сами говорили о своих командирах, походе, дальнейшем маршруте.

Заговорили о русской армии, партизанах, казаках. Охмелевший майор, услышав имя Платова, пришел в ярость.

— Попался бы он, этот Платов, в руки, я из него вот бы что сделал. — Он схватил лежавшую у камина кочергу и, сжав зубы, перегнул ее. — Вот таким бы стал казачий атаман!

И швырнул кочергу к камину.

Как бы не понимал языка Матвей Иванович, однако ж угрозу майора понял.

— Как же это Платов к нам попадется? — заметил Удальцов. — Скорей мы к нему угодим.

— Это-то так, но я к слову… Знал бы, что такое он нам уготовит, я б над ним еще в Тильзите какую-либо акцию устроил.

— А вы были в Тильзите?

— А как же? В седьмом году.

— И видели Платова?

— Видел и его: длиннющий такой, вроде этого гренадера.

И майор стал рассказывать, как он оказался среди немногих офицеров в небольшом городишке Тильзите, когда два императора подписывали договор.

Бутыль опустошили только наполовину, а самогон свалил всех с ног. Захрипел и майор, уронив голову на стол.

Матвей Иванович незаметно кивнул, и они вышли из комнаты…

Казаки атаковали усадьбу на рассвете, и французы не оказали сопротивления.

Когда пленных выстроили и Удальцов подошел к Платову с докладом, стоявший в строю майор едва не лишился речи.

— Это… же… гренадер.

— Гренадером он был вчера, а сегодня — Платов, — ответил штабс-капитан.

Казаки вышли в поход.

— Запевай! — подал команду есаул, возглавлявший первую сотню, шедшего в голове колонны атаманского полка.

Запевала Митька Гусельников набрал поболее воздуха:

Ехавший рядом с Платовым Удальцов посмотрел на него.

— Про вас поют, ваше превосходительство.

дружно подхватила сотня.

Матвей Иванович улыбнулся, промолчал: этот куплет он уже слышал раньше.

продолжал запевала высоким голосом. Это уже было новое.

— Ах, шельмец! — не удержался Матвей Иванович. — Уже сочинил. Вот я тебя!..

И, пряча улыбку, погрозил Митьке плетью.

В сумерках ноябрьского вечера громоздкая карета Наполеона в сопровождении колясок и верховой охраны добралась, наконец, до небольшого селения. Половина крестьянских изб сожжена, оставшиеся стояли без крыш. Даже стропила снесены на топливо. Солома пошла на корм и подстилку лошадям.

Разграбленным оказался и единственный в деревне дом помещика, предназначенный для императора и его свиты. В доме не нашлось ни одной достойной комнаты, в которой мог бы разместиться Наполеон.

А между тем мороз усилился, дым из трубы уходил столбом в небо, что предвещало дальнейшее похолодание.

Нашли комнату с сохранившейся печью, однако ни одной рамы в окнах не было. Тогда их забили досками, в щели затолкали пучки соломы, затянули попонами.

Выстуженное помещение долго не нагревалось, и Наполеон молча вышагивал по комнате. Под его грузным телом тоскливо поскрипывали половицы.

— Что с обозом, Бертье? — спросил он вошедшего начальника штаба.

— Наглецы разграбили обоз. К счастью, забрали немного.

— А наши документы? Я имею в виду государственные бумаги, особенно по ведомству Дарю.

Уверенный в том, что в России придется вновь вести переговоры с Александром и заключать новый, более выгодный, чем подписанный пять лет назад в Тильзите, мир, Наполеон приказал государственному секретарю Дарю иметь при себе необходимые документы. И теперь в обозе, в опечатанном сундуке, находилось несколько бумаг исключительной важности, которые могли понадобиться в Москве.