Генрик Сенкевич - Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)

Пан Володыевский едва усидел: так он был уязвлен в своих же чувствах к прекрасному полу. Заглоба расхохотался и сказал:

— Конечно, так было бы лучше!

— Но вы — хорошие люди, — продолжал Бурлай, — вы его не покинули во время нужды, а ты, мальчик (он кивнул головою Жендзяну), ты лучше всех; я видел еще в Чигирине, как ты ухаживал за нашим голубем. Ну, значит, и я вам друг… говорите, что вам нужно, казаков или лошадей? Я дам вам все, чтобы вы в дороге ни в чем нужды не имели.

— Казаков нам не нужно, пан полковник, — ответил Заглоба, — мы тут свои люди и едем по своей земле, а в случае дурной встречи, нам, втроем, легче будет управиться, чем целой ватагой. Вот лошадей, если есть получше… они бы нам пригодились.

— Я вам дам таких, которых никакие гонцы не догонят.

Тут заговорил и Жендзян, не желая упускать удобного случая:

— И денег нам, атаман, дал мало. У него самого не было, а за Брацлавом мера овса — талер.

— Что ж ты молчал? Иди за мной! — скомандовал Бурлай.

Жендзян не заставил повторять два раза это приказание и исчез вместе со старым полковником за дверями, а когда вернулся, румяное лицо его светилось радостью, а карманы синего жупана изрядно оттопыривались.

— Ну, поезжайте с Богом, — сказал старый казак, — а как возьмете девушку, то заезжайте ко мне, и мне хочется посмотреть на Богунову невесту.

— Нельзя, пан полковник, — смело ответил паж, — эта полька очень боязлива, и уж однажды поранила себя ножом. Мы боимся, как бы с ней чего дурного не случилось. Лучше уж пусть сам атаман ладит с нею.

— Он сладит, она станет его бояться. Полька — белоручка! Ишь ты, казаком брезгует! Ну, поезжайте с Богом, теперь уж вам недалеко!

От Ямполя до Валадинки рукой подать, но ехать пришлось бездорожьем, потому что в то время этот край был почти совершенной пустыней, кое-где заселенной. Уже загоралась заря, когда кончился пир у Бурлая, а пан Заглоба рассчитал, что раньше вечера они не дойдут до яра. Это было ему на руку; ему хотелось похитить Елену именно ночью. До сих пор им везло, и пан Заглоба, вспоминая по дороге пирушку у Бурлая, рассуждал так:

— Присмотритесь, в какой дружбе живут казаки, как помогают друг другу. Они готовы один за другого броситься в огонь, не так, как наша шляхта.

— Я долго прожил между ними и видел, — ответил Жендзян, — что Бурлай пользуется среди них большим уважением, и сам Хмельницкий его отмечает.

— А ты, небось, его тоже зауважал, потому что ограбил его совершенно. Эх, Жендзян, Жендзян! Не умрешь ты своей смертью!

— Кому что на роду написано. А обмануть неприятеля не грех, а заслуга в глазах Божьих.

— Я тебя не за то браню — за жадность твою. Скверное чувство, недостойное шляхтича. Уж гляди, попадешь ты за это в ад.

— Я не пожалею денег на свечи, если мне удастся заработать, чтобы и Богу что-нибудь досталось. Он за это благословит меня, а родители добром помянут.

— Вот шельмец! — воскликнул пан Заглоба. — Я думал, что вместе со мной сойдет в могилу вся моя изобретательность, но вижу, что этот проныра и меня перещеголяет. Итак, благодаря хитрости этого мальчишки мы освободим нашу княжну от Богунова плена по Богунову же приказу на Бурлаевых конях. Видел ли кто-нибудь подобную вещь? А на вид за него никто бы и трех грошей не дал.

Жендзян самодовольно улыбнулся.

— А разве это дурно, пан Заглоба?

— Мне это нравится, и, если б не твоя жадность, я бы взял тебя к себе в услужение… Ну, да ладно: за то, что провел за нос Бурлая, я тебе прощаю, что ты назвал меня пьяницей.

Прошла ночь; вот и солнце высоко взошло над землею, теперь недалеко и Валадинка. Рыцари были у самой цели, но тревога помимо воли закрадывалось в их сердца. Жива ли Елена, и если жива, найдут ли они ее в яру? Горпина могла увезти ее, спрятать в глухом углу, наконец, просто умертвить ее. Препятствия еще не преодолены, опасности еще грозят на каждом шагу. У них были все знаки, по которым Горпина признает в них посланцев Богуна, исполняющих его волю, ну, а как нечистая сила заранее предуведомит ее? Больше всего опасался Жендзян, да и пан Заглоба, хотя и опытный в черной магии, не мог об этом думать без тревоги. Вот из-за поворота оврага блеснула светлая лента ручья, и румяное лицо Жендзяна сразу побледнело.

— Валадинка! — прошептал он.

— Уже? — так же тихо проговорил Заглоба. — Как близко!.,

— Сохрани нас Бог! Пан Заглоба, вы бы начали свои заклинания, а то я страшно боюсь.

— Вздор! Перекрестим реку и вход в овраг, это поможет.

Пан Володыевский был спокойней всех; он внимательно оглядел пистолеты, подсыпал пороху и попробовал, свободно ли выходит сабля из ножен.

— Вот в этом пистолете освященная пуля, — проговорил Жендзян. — Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Вперед!

— Вперед! Вперед!

Еще несколько десятков шагов, и они оказались на берегу речки, вдоль которой и поехали. Пан Володыевский на минуту задержал своих товарищей:

— Пусть Жендзян возьмет пернач и толкует с колдуньей. Она его знает, а нас, пожалуй, испугается и убежит невесть куда вместе с княжной.

— Я первый не поеду, что хотите делайте, — воспротивился Жендзян.

— О, трусишка! Ну, езжай позади.

Пан Володыевский поехал вперед, за ним Заглоба, а Жендзян за ними с запасными лошадьми. Конские копыта звонко цокали по каменным плитам, вокруг царила глухая тишина, только кузнечики, скрытые в расщелинах, стрекотали вовсю. Стояла жара, хотя солнце начинало клониться к западу. Всадники приблизились к круглому пригорку, где скалы и каменья, наваленные в кучу, напоминали развалины домов и церковных башен: словно еще вчера здесь стоял город, ныне разрушенный. Жендзян тронул рукою пана Заглобу.

— Это чертово урочище, — сказал он. — Я узнаю его по рассказам Богуна. Здесь ночью никто пройти не может.

— Если не пройти, то хоть проехать, — ответил Заглоба. — Тьфу! Что за проклятый край. Зато мы, по крайней мере, на верной дороге.

— Теперь уже недалеко.

— Слава Богу, — сказал пан Заглоба, и мысль его унеслась к княжне.

На душе у него было как-то странно. Вглядываясь в дикие берега Валадинки, в эту пустыню и глушь, он почти не верил, чтобы княжна, для которой он не жалел ни себя, ни своей жизни, которую полюбил всею дунюю, могла быть так близко. Когда пришло известие о ее смерти, пан Заглоба почувствовал, что жизнь его потеряла всякий смысл. С другой стороны, человек примиряется со всем, даже со своим несчастьем, а пан Заглоба давно сжился с мыслью, что Елена похищена, и теперь не смел сказать себе: близок конец горю, конец поискам, приближается желанное время покоя и радости. В то же время и другие вопросы теснились в его голове: что она скажет, когда увидит его, вероятно, зальется слезами, потому что спасение явится ей так неожиданно, так чудесно? "Пути Божьи неисповедимы, — думал Заглоба. — Господь свяжет все звенья событий так, что добродетель восторжествует, а порок будет наказан. Сам Бог отдал Жендзяна в руки Богуна, а потом сделал их друзьями. Бог сделал так, чтобы война призвала атамана из пустыни, куда он, словно дикий волк, унес свою добычу. Бог впоследствии послал на него Володыевского, а потом вновь столкнул с Жендзяном, и все сложилось так, что теперь, когда Елена утратила последнюю надежду, и не ждет уже ниоткуда помощи, — помощь здесь, скоро! Кончатся твои слезы, дочка моя милая, — продолжал думать пан Заглоба, — и скоро ждет тебя безмерная радость. О, как она будет благодарить, как сложит ручки!"