Генрик Сенкевич - Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)

— Для переговоров, вероятно, выберут Яницкого, — сказал Скшетуский, — он по-татарски говорит, как по-польски.

— И я тоже, а с мурзами мы приятели. Они все хотели в Крыму оженить меня на своих дочках, чтоб дождаться достойного потомства, а так как я тогда был молод и с невинностью своею, подобно пану Подбипенте из Мышьих Кишок, не заключал pacta conventa [92] Сделок (лат.). , то и натворил там немало дел.

— Слушать гадко! — сказал пан Лонгинус, опуская глаза.

— А вы, как ученый скворец, заладили одно и то же. Видно, ботвинников не скоро выучишь говорить по-человечески.

За палаткой послышался какой-то говор, и рыцари вышли посмотреть, в чем дело. На окопах кучками стояли солдаты, осматривая окрестности, значительно изменившиеся за прошедшую ночь. Казаки тоже не теряли времени даром; они насыпали шанцы, поднимали на них пушки, такие длинные и дальнестрельные, каких не было в польском лагере, начинали рыть извилистые рвы, апроши; издали сеть этих насыпей казалась проходами кротов. Вся пологая равнина была покрыта ими, свежевскопанная земля чернела на зеленом фоне поля. Всюду, точно муравьи, копошились люди. На первых валах уже замелькали красные шапки запорожцев.

Князь стоял на валу рядом со старостой красноставским и паном Пшеимским. Чуть ниже каштелян бельский внимательно осматривал казацкую работу и объяснял коронному подчашему:

— Неприятель начинает правильную осаду. Я вижу, что нам придется оставить лагерь и перейти в замок.

Князь услышал эти слова и наклонился вниз к каштеляну.

— Сохрани Бог! Это значит добровольно лезть в ловушку. Здесь нам или жить, или умирать!

— И я так думаю, — вставил Заглоба, — даже если мне придется каждый день убивать по Бурлаю. От имени всего войска протестую против предложения пана капггеляна.

— Это не вам решать! — сказал князь.

— Молчи! — шепнул Володыевский и потянул шляхтича за рукав.

— Мы перебьем их, как кротов в их коридорах, — продолжал Заглоба. — А я, ваше сиятельство, прошу у вас дозволения идти с первой вылазкой. Знают они меня хорошо, теперь еще лучше узнают.

— С вылазкой… — медленно проговорил князь и сдвинул брови, — подождите — ночи с вечера бывают темны…

Он повернулся к старосте, пану Пшеимскому и гетманам и пригласил их на совет.

— Ради Христа, что вы делаете?! — воскликнул Володыевский, когда военачальники ушли с валов. — Что это такое? Вы не знаете дисциплины, вероятно, если вмешиваетесь в разговор старших. Князь — вельможа снисходительный, но во время войны с ним шутки плохи.

— Ничего, пан Михал! Пан Конецпольский-отец был великий человек, но и он полагался на мои советы, и пусть съедят меня волки, если только не благодаря им он дважды разбил Густава-Адольфа. Я умею говорить с вельможами! Вот и теперь: заметили, как князь obstupuit [93] Был поражен (лат.). , когда я намекнул о вылазке? Если Бог пошлет победу, кому припишут заслугу? Вам, что ли?

В это время к разговаривающим подошел Зацвилиховский.

— Что, все роют? — сказал он, указывая рукою на поле.

— Да, роют, — ответил Володыевский, — и у нас солдаты сегодня должны были рыть колодцы на позициях пана Фирлея, потому что воду из восточного пруда пить нельзя. Придет пятница, от рыбы придется отказаться — мясом кормлена.

— Правда, — согласился Зацвилиховский, — я старый солдат, но столько убитых давно не видал, разве что под Хотином, после штурма нашего обоза янычарами.

— Теперь увидите еще больше, я вам ручаюсь!

— Кажется, сегодня вечером они опять будут атаковать нас.

— А я думаю, что до утра оставят в покое.

Едва пан Заглоба кончил эту фразу, как на шанцах показался белый дымок, и ядро со свистом пролетело над окопом.

Зацвилиховский был прав. Хмельницкий начал правильную осаду, перерезал все дороги и тропинки, сыпал апроши и шанцы, подкапывался под лагерь, но не пренебрегал и штурмами. Он решил не давать покоя осажденным, изнурять их, устрашать до тех пор, пока оружие само не выпадет из усталых рук. И вот вечером он вновь ударил по отрядам Володыевского, но без успеха, потому что казаки неохотно шли в бой. На следующий день огонь не прекращался ни на минуту. Казацкие земляные укрепления были подведены еще ближе и осыпали польский лагерь непрерывным градом пуль и ядер. Осажденные время от времени выходили из-за валов, и тогда дело доходило до сабель, цепов и кос. Но только поляки выбьют одних казаков из укрепления, на их место тотчас же являются другие. Солдаты целый день не знали покоя, а когда наступил желанный вечер, начался новый генеральный штурм, о вылазке и думать было нечего.

Ночью 16 июля два храбрых полковника, Гладкий и Небаба, напали на позиции князя и потерпели сокрушительное поражение. Три тысячи лучших запорожцев легли на месте, остальные, гонимые старостою красноставским, в великом смятении бежали в свой лагерь, бросая по дороге оружие и рога с порохом. Такая же печальная участь постигла и Федоренку, который, воспользовавшись густым туманом, чуть не взял город на рассвете. Пан Корф с немцами отразил его атаку, а староста красноставский и пан хорунжий Конецпольский перебили чуть не всех его казаков.

Но все это было ничто в сравнении с небывалой грозой, какая разразилась над польским лагерем 19 июля. За ночь казаки насыпали напротив позиций Вишневецкого высокий вал и открыли неустанную канонаду из пушек большого калибра, а когда день кончился и первые звезды засветились на небе, десятки тысяч людей были брошены на приступ. Одновременно вдали показалось несколько страшных осадных машин, похожих на башни, которые медленно катились к окопам. По бокам их раскачивались, как крылья, мостки, которые должны были перекинуться через валы, а верхушки дымились и гремели выстрелами легких пушек, ружей и самопалов. Башни двигались среди моря человеческих голов, как гиганты-полководцы, то изрыгающие огонь, то снова прячущиеся в дыму выстрелов.

Княжеские пушкари посылали ядро за ядром, гранату за гранатой навстречу страшным машинам, но выстрелы почти не попадали в цель.

А густая масса казаков подходила все ближе, словно черная волна, набегающая ночью из морской дали.

— Уф! — сказал Заглоба, стоя вместе с кавалерией рядом со Скшетуским. — Мне жарко как никогда в жизни! Что за душная ночь! А тут еще черти принесли эти машины! Дай Бог, чтобы земля под ними расступилась, потому что эти негодяи и так стоят У меня костью в горле… аминь! Ни поесть, ни выпить… Собаки, и те лучше нас живут! Уф! Как душно!

Действительно, влажный воздух был наполнен удушливой вонью от трупов, гниющих на поле битвы. На небе клубились низко нависшие тучи; над Збаражем собиралась гроза.

В темноте послышался звук бубнов.