Оливия Кулидж - Служанка Артемиды

С этими словами он стремительно выбежал с женской половины дома.

– Не сердись на него, Юнис, – мягко сказала Атенаис, обращаясь к служанке, которая так и стояла неподвижно, закрыв лицо руками. – Клейтосу сейчас очень трудно. Для школы он уже слишком взрослый, а до военной службы он еще не дорос. Уже не мальчик и еще не мужчина. Он сам не понимает, что с ним происходит, не знает, что с собой делать. Взросление – тяжелый период. Это не только радость, это еще и боль.

– Он вырос у меня на руках, – слабым голосом произнесла Юнис. – Сколько ночей я провела у его изголовья, когда он болел…

– Ах, Юнис, ты же знаешь, он не хотел тебя обидеть.

– Юнис забыла, что она – просто рабыня, – с горечью заметила Калина, – вот ей и напомнили, кто она на самом деле.

Атенаис ничего не сказала в ответ, и это было мудро. С Калиной иногда лучше было промолчать. Она повернулась к дочери:

– Вот что, Ала, давно пора приниматься за дела. Садись за прялку. И прошу тебя, никогда больше не дразни брата, он этого не выносит.

Ала тихо всхлипывала и терла мокрые от слез глаза:

– Я не дразнила. Я только спросила про медведя…

– Ну, успокойся, попросим Калину, и она нарисует тебе твоего медведя.

Калина и в самом деле нарисовала медведя, но этот рисунок мало чем помог. По признанию самой художницы, медведя она видела только на картинке. Там были нарисованы медведь и лев. Вот и сейчас Калина нарисовала обоих зверей, но, надо сказать, по виду они почти не отличались друг от друга. Правда, у льва был хвост, а у медведя его не было. Но Атенаис сказала, что это совсем не важно. Жрицы, изображающие медведей, никогда не надевают медвежьих шкур и не пытаются выглядеть как настоящие медведи. В шкурах было бы жарко и неудобно танцевать, кроме того, такие танцы могли бы напугать маленьких детей. Так что лучше Але просто подождать до тех пор, пока она собственными глазами увидит танец медведей.

– Мамочка, но что же это за танец?

– Тебе еще рано об этом знать, малышка, – с улыбкой ответила Атенаис, – подожди. Скоро подрастешь и все увидишь сама. Женщины, которые этот танец видели, никогда не должны рассказывать о нем тем, кто его не видел. Мужчины видят этот танец, только если у них есть дочери, которых они должны отвести на это представление. Вот когда ты будешь постарше и тебе нужно будет отнести свой дар богине, я научу тебя петь гимн, который поют девочки, ну а остальное ты увидишь сама.

Конон больше не заговаривал о своем обещании, но никому и в голову не приходило, что он мог о нем забыть. Тысячу раз на дню Юнис приходилось повторять одно и то же.

– Алеция, причесывайся аккуратней, а то отцу стыдно будет вывести тебя на люди. Что он скажет, если у тебя подол будет криво висеть? Опозорить нас хочешь? Как не совестно ходить в таком грязном платье?

И так снова и снова. Порой девочка готова была накричать на Юнис, как когда-то это сделал Клейтос.

Но женщины вовсе не собирались оставить Алецию в покое или допустить какой-нибудь непорядок в ее прическе или одежде. Когда наступил долгожданный день, ее каштановые волосы были тщательнейшим образом промыты, обработаны яичным белком и уложены. Теперь ни одна прядка не выбивалась из красивой прически. А сколько сил было потрачено на то, чтобы почистить и отполировать ногти. Но вот наконец девочка сияла чистотой, ее нарядили в новое, кипельно-белое платье, а Филис мастерски заложила на нем красивые складки, которые наистрожайшим образом было запрещено трогать. Алеция была возбуждена от торжественности момента. Еще за десять дней Юнис сняла мерку с ноги девочки и заказала у сапожника настоящие кожаные сандалии. В них Алеция чувствовала себя не очень свободно. Ремешки натирали ноги, и ходить было не очень удобно, хотя она и разнашивала их понемногу каждый день. Но Юнис считала, что это как раз очень полезно.

– Зато прыгать не будешь, а пойдешь себе скромненько, – приговаривала она.

В этот день Алеции все представлялось таким странным и необычным. Казалось бы, выходишь из своей комнаты, которую знаешь наизусть, проходишь через дворик на мужской половине дома, слуга открывает двери на улицу, и ты спускаешься вниз по дороге к колодцу, где ходишь каждый день то с Филис, то с Юнис. Но теперь все по-другому. На ногах тяжелые поскрипывающие сандалии, ты идешь чинно и спокойно, держась за край туники отца, ты даже не останавливаешься у колодца, а когда встречаешь соседку, которая спешит за водой с кувшином, ты не знаешь, можно ли с ней поздороваться, ведь она просто рабыня…

Сначала Ала собиралась поздороваться и уже начала улыбаться, но соседка прошла мимо с таким видом, будто вообще никого рядом с Кононом не было. Ала покраснела и отвернулась. К счастью, у нее не было времени, чтобы расстраиваться по поводу этого случая. Они с отцом быстро миновали колодец и погрузились в новый мир.

Наверное, он не казался бы Алеции таким непохожим на ее собственный, если бы Юнис не запугала ее своими предостережениями. Ала уткнулась лицом в полу отцовского плаща, чтобы спрятаться от взглядов встречных прохожих, которые, по ее мнению, только и смотрели на нее, приговаривая: «Что это за малышка вышла на улицу? Посмотрите-ка на нее! Как же замечательно воспитали ее родители, как чудесно она одета!»

День клонился к вечеру, но узкие улицы были полны народу. Мужчины возвращались домой с военных учений, рабы спешили по делам своих хозяев, возвращались домой крестьяне, которые несли пустые корзины или вели за собой осликов без поклажи. Рынок закрылся еще утром, но они провели часть дня в пересудах и разговорах. Алеция и Конон с трудом пробирались в толпе, когда же им навстречу двинулось стадо коз, они вынуждены были встать в дверном проеме какой-то лавчонки. Темнокожий хозяин тут же бросился к ним, схватив Конона за руку, начал громко расхваливать свой товар:

– Купите амулет для служанки Артемиды, купите ей браслет в приданое! Красавица, давай я тебе погадаю! О, господин, давай предскажу тебе судьбу! Всего один обол! За одну медную монету ты получишь всю мудрость Востока!

Конон оттолкнул навязчивого торговца, и тот разразился злобными проклятиями, которые еще долго разносились по улице, пока не потонули в уличном шуме. Ала испуганно прижалась к отцу, а тот, не обратив ни малейшего внимания на случившееся, быстрым шагом направился вперед. Когда они оказались на улице, где жили и работали оружейных дел мастера и где до сих пор не стихал стук молотков, Ала, наконец, опомнилась и огляделась по сторонам. И тут оказалось, что никто не обращал на девочку никакого внимания. Все были заняты своими делами, и даже когда Конон встречал знакомых и те останавливались, чтобы переброситься несколькими словами, они даже виду не подавали, что заметили Алецию. Большинство из них произносили одну и ту же фразу: «Идешь смотреть танцы?» Об этом было нетрудно догадаться, ведь за Кононом следовал раб, который должен был освещать дорогу на обратном пути.