Мария Фагиаш - Сестры-близнецы, или Суд чести

Она взглянула на Николаса, и сердце у него замерло. В глубоком трауре, с вуалью, откинутой с лица, она не только была похожа на Беату — это была Беата. Свисток дежурного по станции привел Николаса в себя.

— Добро пожаловать в Шаркани, — с трудом выдавил он из себя. — Я благодарен вам за ваш приезд. Надеюсь, долгое путешествие не было слишком утомительным?

Печальная улыбка Алексы была до боли доверительной.

— Я должна была давно приехать… я хотела, но…

Колеса поезда пришли в движение, а кондуктор все еще продолжал выгружать багаж.

— Не пугайтесь, что чемоданов так много, — с извиняющейся улыбкой сказал Годенхаузен. — Мы не будем вас долго обременять. К сожалению, Алекса всегда берет в поездки слишком много багажа.

— На обратном пути мы собираемся остановиться в Вене, а также в Мюнхене и Баден-Бадене. — Немецкий Алексы имел легкий венгерский акцент. Это был голос Беаты — низкий и бархатистый.

В экипаже оказалось недостаточно места для такого багажа, и его погрузили на крестьянскую телегу.

Поначалу Алекса ни словом не обмолвилась о трагедии, которая привела ее сюда. Она с интересом разглядывала пейзаж, но, когда экипаж покатил вдоль ручья, ее лицо оживилось.

— Старая хижина все еще стоит! Я помню ее. Там я однажды нашла Беату, когда мы играли в прятки. Я ее недолго искала, и она была расстроена, что я ее так быстро нашла. — И она негромко рассмеялась мягким смехом Беаты.

У Николаса сжалось сердце. Ему не нравилась эта беззаботность, но одновременно он чувствовал, что его непреодолимо тянет к Алексе. Чтобы скрыть свое замешательство, он спросил у майора о новостях из Берлина, но в ушах его, хотя он и слушал майора, все еще стоял ее голос, хотя Алекса больше не смеялась. Когда он мельком взглянул на нее, то заметил, что она бледна и встревожена.

— Как все это переносят Рети? Это ужасный удар для них.

«Она назвала своих дедушку и бабушку „Рети“!»

— Да, конечно!

Николас не мог до конца подавить свою досаду. Ее хладнокровие начинало раздражать его. Майор также избегал упоминать о разыгравшейся трагедии, хотя, возможно, и из чувства такта. Он хвалил состояние полей и сравнивал методы возделывания венгерских виноградников с теми, которые применяются на Рейне. Алекса молчала. Время от времени при виде какого-то дома или памятного места на ее лицо набегала волна грусти, вызванной, видимо, какими-то близкими душе воспоминаниями. Когда экипаж миновал ряды акаций, означавших, что они въехали на землю Рети, она тронула Николаса за руку:

— Прикажите, пожалуйста, остановиться. Я хочу сойти.

Майор нахмурился:

— Сойти? Зачем?

— Я хочу навестить бабушку с дедушкой! — Ее тон был довольно настойчив. Она выглядела теперь отнюдь не такой спокойной и бесчувственной.

— Мы можем к ним подъехать, это не будет большим объездом, — сказал Николас.

— Нет! — неожиданно резко возразила она. — Я хочу побыть с ними одна. Я пройду по полю пешком.

Каради остановил экипаж. Годенхаузен озабоченно покачал головой:

— В этих туфельках? Через поля? Будь благоразумна.

Но Алекса выпрыгнула из коляски еще до того, как каждый из мужчин попытался ей помочь.

— Я знаю одну дорогу через поля.

Николас тоже вышел из экипажа, в то время как Годенхаузен оставался сидеть.

— Я провожу вас.

— Нет, не надо. — Эти слова прозвучали почти невежливо. — Я пойду одна или вообще не пойду.

— Вы считаете, это будет хорошо явиться так неожиданно? Ваша бабушка только что пережила такой сильный шок…

— Разве они не знают, что я приезжаю?

— Конечно знают. Я их тут же известил. И все же…

Она движением руки оборвала его на полуслове и пошла.

— Мы должны вас здесь подождать? — крикнул Николас ей вослед.

— Нет! Я приду в замок сама. Не беспокойтесь, я хорошо знаю дорогу.

— Ей придется идти довольно далеко, — заметил Николас Годенхаузену. — И это после такой долгой поездки. Лучше я пошлю за ней коляску.

— Не делайте этого, я прошу вас. При ее душевном состоянии прогулка пойдет ей на пользу. Все это напомнит ей детство. И потом это не будет для нее утомительным. Вы не представляете, насколько она сильна. Я имею в виду физически, особенно для такой хрупкой женщины.

— Такой же была и Беата. — Николас забрался опять в экипаж, и они продолжили путь. — В Беате было много венгерского — живость, ум, чувство юмора. Она совсем не такая, как наши женщины. Они удручающе уравновешенны. Другими словами, просто скучны.

Впервые со смерти Беаты Николас говорил о ней с чужим человеком. То, что он говорил о жене в прошедшем времени, только усливало боль. Его поразило, что он вообще мог говорить о Беате. Может быть, причиной этого был Годенхаузен. Иногда поделиться чем-то гораздо легче с незнакомыми, чем с близкими. Или все происходило оттого, что этот человек знал alter ego Беаты — в библейском смысле?

— Алекса отнюдь не из таких женщин. — Годенхаузен покачал головой. — Но, как говорится, varium el mutabile semper femina . [2] Непостоянство и изменчивость — имя тебе, женщина ( лат. ). Нельзя сказать, что она капризна, скорее, немного своенравна. Но как раз это мне и нравится в ней, это часть ее шарма.

Какое-то время они молчали. Карета катилась теперь по прямой дороге, идущей вдоль стены парка. Видны были поля картофеля, кукурузы и люцерны, между ними располагались виноградники и луга. Вдали видно было, как Алекса, выйдя из зеленого моря кукурузы, вошла в розовый сад перед домом Рети. Ветер раздувал ее черное платье и развевал вуаль. Издали она напоминала летящую ворону.

Чтобы как-то прервать молчание, Николас осведомился о некоторых общих знакомых в Берлине; когда же он упомянул князя Ойленбурга, по лицу майора скользнула легкая улыбка.

— Как тесен мир! Вы знаете Фили? На прошлой неделе мы были с ним приглашены на обед с генералом фон Мольтке.

— К шефу Генерального штаба?

— Нет, к графу Куно, военному коменданту Берлина. Раньше граф служил в качестве флигель-адъютанта при кайзере. Выдающийся пианист, между прочим. Поговоривают, что в кавалерии он продвигался в основном благодаря этому таланту. Ясно, что ему не повредит тот факт, что он играет в четыре руки с Ойленбургом. Удивительный человек этот Фили. По-настоящему надежный друг. Для себя он не требует личего, но для своих друзей делает все. Если бы он захотел, он мог бы быть министром иностранных дел или даже канцлером. Но это ему не нравится. Власть его не привлекает.

«Неужели Годенхаузен тоже слышал о тех сплетнях, на которые намекал Райман?»

Когда Алекса, преодолев довольно крутую дорогу к замку и быстро переодевшись в облегающее ее стройную фигуру черное платье, вошла в салон, разговоры собравшихся там перед ужином гостей смолкли. Было ли это делом случая или все объяснялось последними требованиями парижской моды — но ее белокурая прическа была именно такой, как у Беаты в последние месяцы. Ее сходство с Беатой было поистине таинственным. Гости пришли в замешательство, и потребовалось какое-то время, чтобы разговор возобновился.