Душан Гамшик - Бомба для Гейдриха

Автор анонимного письма — и в этом пан жандармский начальник не ошибся — действительно жил в окрестностях Тржебони.

С утра до вечера он прятался на чердаке домишка своей матери в деревне Нова Глина и, зарывшись в сено, следил, не происходит ли чего подозрительного. Читал каждый день газеты, которые ему приносили в укрытие, глотал каждую строчку напечатанных сообщений с именами казненных, и на лбу у него выступал пот. С не меньшей жадностью следил он за декретами, подписанными Далюге, Франком и шефом пражского гестапо Гешке и обнародованными в печати.

Вероятно, задача того человека — прятаться на чердаке и читать газеты?

Вовсе нет.

В его удостоверении личности на имя Карела Врбаса недостает лишь одной пометки: что он зарегистрирован в полиции. Последний срок, установленный для регистрации, — день 30 мая 1942 г. давно уже зачеркнут в календаре. Срок истек. Это значило, что, согласно уведомлению, он уже осужден на смерть вместе со своей матерью, которая его прячет.

Но таких людей в те времена на территории протектората укрывалось от полицейской регистрации немало. Каждый из них — кандидат в смертники в случае, если будет обнаружен.

Любой героический поступок начинается тогда, когда человек перестает думать о себе.

Любое проявление трусости начинается тогда, когда человек начинает думать только о себе.

Человек, скрывающийся на чердаке, принимает на свой счет вопрос номер один, угрожающе поставленный перед всем чешским населением: «Кто может дать сведения о преступниках?» В отличие от 99,99 процента чешского населения, которые не знают участников покушения, обитатель чердака деревенского домика в Нова Глине, вблизи Тржебони, очень хорошо знает их. А поэтому он принимает на свой счет и дополнение к вопросу номер один: «Тот, кто мог бы представить полиции требуемые сведения, но не сделал этого добровольно, будет расстрелян вместе со своей семьей».

Человек на чердаке знает участников покушения еще с той поры, когда подписывал в Лондоне:

«Моя задача состоит в том, что я, будучи переброшен вместе с двумя другими служащими чехословацкой армии на родину, доставлю туда важные материалы, а затем приму участие в подготовке и проведении акций саботажа».

Тогда ему все представлялось совсем иначе и проще. Тогда им твердили, что в парашютисты будут отобраны только самые лучшие, а он действительно хотел принадлежать к числу самых лучших. Но мог ли он представить себе тогда, на что он идет?

Ему верили, потому что он всегда подчеркивал свой патриотизм. В протекторате он занимал прочное место дежурного таможенной охраны, на что не раз обращал внимание своего начальства. Но для того, мол, чтобы лучше служить родине, он сменил удобную жизнь на превратности, связанные с бегством за границу. Еще служа в автороте, он хранил в своем солдатском чемоданчике большие застекленные портреты президента Масарика и Бенеша, всячески подчеркивая свою любовь к ним. Его включили в десантную группу надпоручика Опалки «Аут дистанс», хотя кое-кто из его товарищей в Англии возражал против этого. Как утверждают некоторые свидетели, от него, мол, хотел поскорее избавиться офицер осведомительной службы Моравца, на которого были возложены заботы о специальных курсах парашютистов. В первые же дни после высадки ему стало ясно, что он сделал неудачный выбор. А поэтому он быстро сменил служение родине на личные удовольствия и, вместо выполнения возложенной на него задачи, отправился к своей девушке в Колин.

Но теперь вдруг случилось нечто такое, что, по крайней мере на минуту, сдерживает трусливое дрожание рук человека на чердаке домика в деревне Нова Глина. Он держит газету за 13 июня, несколько раз взволнованно прочитывает про себя дополнительное обращение Франка: «На лиц, доставивших сведения в порядке дополнительного вклада в расследование покушения на обергруппенфюрера СС Гейдриха, угроза расстрела не распространяется, если они сделают это до 20 часов 18 июня 1942 г.».

Внимание читающего газету захватывает столь понятный комментарий к объявлению — он сулит лицам из близкого окружения преступников не только ненаказуемость, но и вознаграждение — в том случае, если они дадут такие сведения. Это прямое предложение амнистии. Но какой ценой?

«Дать сведения» — звучит для слуха труса приятней, чем «предать».

На приманку ненаказуемости, брошенную Франком оставшейся сотой части процента чешского населения, которая могла бы «представить сведения» не только об участниках покушения, но и о тех, кто их поддерживает, клюнула одна-единственная мелкая душонка.

Газеты с закамуфлированным обещанием амнистии предателям вышли 13 июня 1942 г. Штемпель на анонимном письме, принятом почтой в Тржебони для вручения по адресу жандармскому отделению в Бенешове, датирован тем же числом.

Первый камешек, который повлечет за собой целую лавину, брошен.

Не забудем, что анонимный донос лежит в кармане жандармского начальника, куда он его сунул 14 июня. Завтра он не может ехать на официальное расследование в Тржебонь (и по пути завернуть в свой домик в Индржиховом Градце), потому что автомобиль отправился по другим служебным делам. Так что только послезавтра, 16-го, письму будет дан ход.

Утром 16 июня обитатель чердака домика в Нова Глине садится в поезд, идущий в Прагу. Теперь уже он не боится никаких проверок, хотя в его удостоверении личности, полученном в Англии на имя Карела Врбаса, недостает регистрационной отметки полиции. Теперь на него уже не распространяется смертный приговор на основе декрета о несоблюдении обязательной регистрации. У него есть алиби. Донос, отправленный на основании другого декрета.

И есть решение довершить предательство, уже не анонимно.

По Бредовской улице Праги в полдень 16 июня 1942 г. шагает Карел Чурда, пока еще участник десантной группы «Аут дистанс». Парашют, который помог ему опуститься на чешскую землю, зарыт в лесу, вблизи Телчи. Чурда направляется к темному угловому зданию, прежде принадлежавшему Управлению банковского и угледобывающего товарищества Печек. Теперь здесь перед входом стоят два часовых в форме СС.

Год назад Чурда добровольно решил стать парашютистом, и сейчас бывший чешский солдат Чурда также добровольно входит в здание Пражского управления гестапо — «Печкарня».

Он идет, чтобы уберечь от петли свою шею, хотя легко может представить, сколько тем самым подпишет смертных приговоров другим людям, да и себе самому, хотя в то время он не допускал этого.

«16 июня 1942 г., примерно в 12 ч. 45 м., ко мне был приведен в сопровождении переводчика гестапо Горна задержанный у входа в здание Карел Чурда», — давал показания в 1946 г. перед чрезвычайным народным судом в Праге Гейнц Янтур, снискавший в годы оккупации славу самого лютого криминального комиссара пражской Печкарни.