Маргарет Барнс - Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров

Но сама Елизавета еще не решила, на что ей следует надеяться. Ей хотелось, чтобы Перкин уехал и никогда больше не тревожил их. Но пока он будет жив и на свободе, тревоги Генриха не кончатся. Эти тревоги до времени состарили его. Елизавета действовала под влиянием момента, а теперь, спокойно все обдумав, она пришла в ужас от содеянного. Она боялась за себя и за главного сокольничего короля. Но, как ни странно, не наказали даже охрану.

Когда она увидела Генриха в следующий раз, он не выглядел взволнованным и не был зол. Он даже поехал на охоту в парк Ричмонда на следующий день. Может, он сделал это, чтобы показать своим подданным, что не придает никакого значения побегу Перкина? Но потом Елизавета часто видела, как он пристально смотрел на нее со злобной ухмылкой на тонких губах. Старая Метти непочтительно называла выражение его лица «кошка, стерегущая мышку». Елизавета вспомнила, как ее дочь говорила, что он часто наблюдал за пленником из окна приемной перед своим кабинетом, и начала думать, что он, наверное, видел, как она выходила из садика в тот день.

Она так нервничала, что была счастлива, когда они отправились в Ричмонд. Там она могла чем-то заняться и не видеть страдание и вопрос в глазах Кэтрин Гордон.

Бедная девушка постоянно повторяла:

— Если он выберется за границу и станет там жить, даже в бедности, я все равно последую за ним. Как вы думаете, мадам, король отпустит меня?

— Нет, — однажды резко ответила ей Елизавета. — Разве недостаточно того, что Его Величество так добр к вам и дает вам содержание? Вы должны на коленях благодарить Бога, что вы не ждете ребенка от самозванца, потому что тогда королю пришлось бы вести себя с вами по-иному!

— Но ведь я его кузина и он любит меня, — заметила Кэтрин.

— Да, я тоже думаю, что вы ему нравитесь, — ответила Елизавета. Она подошла к зеркалу и подумала, что стареет не только Генрих. Следы пережитого уже были заметны на лице. Она впервые обнаружила у себя морщинки, которые так не шли к ее красоте. Она подарила своему мужу преимущества своей популярности и родила ему прекрасных детей, чтобы объединить Алую и Белую розы. Он, видимо, больше ничего и не желал от нее. Наверное, он стал так редко навещать ее в спальне потому, что ему нравилась его хорошенькая кузина из Шотландии. Мысль была неприятной, но Елизавету не злила. «Боюсь, я неправильно сужу о нем», — подумала она.

В последующие дни она старалась как можно меньше думать о Кэтрин Гордон, ее привлекательном муже и обо всем, что случилось в старом монастырском саду. Ей нужно было решительно покончить с мыслями о нем раз и навсегда! Она была убеждена, что, если бы она не почувствовала в нем зов крови Плантагенетов и у них не возникли бы какие-то духовные связи, она бы никогда не стала с ним так откровенничать!

Чтобы больше не страдать и не волноваться, она решила, что ей следует принять мнение матери, версию, на которой та настаивала: он был ее сводным братом от связи ее отца с какой-то женщиной и поэтому удивительно походил на Дикона. Иначе откуда у него могли быть такие тонкие черты лица и приятные манеры? Она решила, что ее мать тайно связалась с сестрой умершего мужа, которая с удовольствием начала выполнять задуманный ими план. Грейс, преданная вдовствующей королеве, послала к Маргарите Бургундской своего младшего брата, чтобы они смогли выполнить задуманное.

Молодой человек оказался подарком небес — с его привлекательной внешностью, знанием жизни при дворе и умением очаровывать. Он казался настолько настоящим, что в течение шести лет наводил страх даже на Генриха Тюдора! Но кем бы ни был этот мужчина, Елизавете было неприятно думать о том, что он странствует голодный и его преследуют, что он мечется из одного закрытого порта в другой и старается перехитрить ее мужа.

В конце концов, люди короля поймали его совсем рядом с дворцом в Ричмонде. Но даже и тогда он затаился, как заяц, удрал от них и умудрился найти приют в монастыре Шин.

— Вот видите, — радостно говорила всем Кэтрин Гордон. — Если бы он не был герцогом Йоркским, он бы не знал, что здесь, рядом, ему дадут убежище.

— У него было время, чтобы найти себе приют, — резко перебила ее Джейн Стеффорд. Она понимала, что постоянное повторение этого имени волнует ее госпожу. — Да и монастырь со многими акрами земли нельзя спутать со скромной крестьянской фермой!

На этот раз королева не стала протестовать против употребления имени ее брата, она отвела в сторону свою шотландскую гостью.

— Я уверена, что он шел во дворец, а не в монастырь, — утешала она ее. — Он так сильно любит вас, Кэйт, если рисковал жизнью, чтобы только повидать вас!

Несмотря на волнение, красивое личико девушки просияло.

— Но откуда он мог знать, что мы приехали сюда? — спросила она после минутного размышления.

Однако королева не собиралась ничего объяснять ей.

«Хорошо, что он хотя бы жив». — Подумали обе.

Произошло давно ожидаемое: даже у Генриха лопнуло терпение. На этот раз король презрел законы Святой Церкви. «Перкин Ворбек нарушил мир в стране», — твердо завил он и потребовал, чтобы приор выдал самозванца. Все прекрасно знали, что Генрих никогда раньше не вмешивался в дела церкви, если только она не мешала ему, часто жертвовал большие суммы на церковь, делал подарки. На этот раз здравый смысл возобладал, и приор согласился выдать Перкина при условии, что ему сохранят жизнь. Если судить по тому, как он настаивал на своем условии, можно было понять, что в те короткие часы, которые он провел со своим незваным гостем, старый мудрый приор тоже поддался волшебству его чар.

Все были поражены, когда Генрих согласился на эти условия.

Было решено, что наглый самозванец будет посажен в колодки на целый день перед Вестминстер-Холлом и в Чипсайде, а потом будет осужден на пожизненное заключение.

— Помести его в камере, расположенной под комнатой графа Уорвика, — слышала Елизавета приказание ее мужа коменданту Тауэра.

Здесь он должен будет сидеть вечно, позабыв солнечный свет, пение птиц, ароматы весны. Ему даже не разрешали прогулок по крепостным стенам, что не воспрещали ее бедному кузену Уорвику.

Прошел трудный год, и Елизавета заставила себя меньше думать о Тауэре и его обитателях. Она все больше времени и денег тратила на увечных, больных и страждущих, и ее стали называть Елизаветой Доброй. Она старалась не критиковать дела мужа и думать только о своей семье и о хозяйстве. Теперь, когда ее свекровь не бывала при дворе, Елизавете приходилось решать различные проблемы самой. Хотя она никогда не стремилась к власти, что было так присуще Вудвиллям, ей было приятно, что она хорошо справляется с этими новыми для нее делами. Дети обожали ее, она была очень дружна со своими сестрами. Кэтрин Плантагенет теперь принадлежала к девонским Куртене и занималась их делами, младшая Бриджит уже стала послушницей. Анна вышла замуж за великолепного графа Суррея и часто навещала королеву. Когда умер богатый старый муж Сесиль, именно Елизавета помогала ей советами. Жизнь снова расцвела для Цецилии, ей не нужно было скрывать свою любовь к сэру Роберту Кайму, джентльмену из Линкольншира.