Стефан Дичев - Путь к Софии

— Извините, извините! — кокетливо воскликнула Ксения, пытаясь подняться, и ждала, что тот ей поможет. — А, это вы! — удивленно воскликнула она, узнав в офицере Кареева.

Кареев подхватил ее под мышки и осторожно приподнял. В его темных глазах, обычно задумчивых, была неприкрытая насмешка.

Он помахал издалека рукой Нине Тимохиной и вместе с Ксенией пошел к их линейке, возле которой уже сгрудились еще несколько врачей и сестер. Поздоровавшись со всеми, Кареев подошел к Нине Тимохиной.

— Здравствуйте, Нина! Как дорога? — спросил он.

— Солдатам было куда труднее, Сергей.

— Теперь мы все станем пехотинцами, — улыбнувшись, заметил он. Улыбка у него была милая, в ней не было и следа прежней насмешки. — Да, большей беды не могло случиться!

— Беды?

Смех и шутки в группе врачей сразу же затихли.

— О какой беде речь, корнет? — обеспокоенно спросил Карл Густавович, подойдя к ним, поддерживаемый двумя санитарами.

— Вы, вероятно, имеете в виду гололедицу, Кареев? — спросил кто-то из врачей. — Да, она доставит нам всем немало хлопот.

— Она доставит нам хлопот? Можно, конечно, сказать и так. Но пойдем… Лучше посмотреть самим. Пойдемте, пойдемте!

Корнет Кареев повел за собой всю компанию врачей и сестер, но большая часть их вернулась с полдороги. Среди тех, кто решился идти до конца, были Климент, Бакулин, Ксения и Нина. Климент догадался, куда ведет их Кареев, и с ужасом представил себе, как скользят и падают люди на обледеневшей, пусть и расширенной саперами тропе. Еще не дойдя до так хорошо запомнившегося ему места, но увидев издали потревоженный людской муравейник, он понял, что главное начинается там. Но, чтобы попасть туда, нужно было пройти еще через буковый лесок. Когда же перед его глазами встал знакомый крутой склон, таким роковым образом связанный теперь с его жизнью, он охнул и затаил дыхание. Зрелище действительно было поразительным. Один за другим, один под другим, один над другим карабкались по тропе люди в шинелях. Сами продвигаясь вперед с огромным трудом, они еще тащили на себе ранцы, мешки, ружья, волокли за собой ящики с патронами, вталкивали на крутизну орудия, лафеты, переносили их по частям... Каждое дерево вблизи тропы, каждый куст, самый маленький выступ или скала были точкой опоры, к которой тянулись десятки и сотни рук, вокруг которой затягивались петли веревок... Но то и дело кто-то не удерживался, соскальзывал, увлекая за собой идущих сзади, и тогда десятки и десятки людей катились вниз. В воздухе стоял крик: «Берегись!», «Держись!..» И стоны, и смех, и злая брань.

— Господи! Как же мы здесь пройдем? — прошептала испуганная и растерянная Ксения. — Смотрите! Они несут раненых!..

— Что смотреть! — оборвал ее Бакулин. — Эй, скорее! Ребята, сюда! — крикнул он и, скользя и пошатываясь, побежал помогать санитарам. За ним кинулись и остальные.

Не было в Этрополе такого дома, куда бы Коста ни заходил с одним и тем же вопросом:

— Не заглядывал ли к вам наш земляк, доктор, бежавший из Софии?

И он рисовал портрет красивого, представительного мужчины, каким в самом деле был Климент. Большинство этропольцев, пожимая плечами, отвечали: нет. Но находились и такие, которые говорили:

— Есть тут такой доктор, да!

Или же:

— Доктор? На днях как будто его видел. Он все рассказывал, что ездит по селам, набирает работников.

— Погоди-ка! Каких работников? Он ведь доктор! Он с больными имеет дело.

— Да ты не из тех ли, ну как их там? — порой спрашивали его подозрительно.

— Что вы, из каких еще из тех! Просто брата ищу своего. Потеряли мы друг друга в Орхание. И он словно в воду канул...

Тут Коста по обыкновению присаживался и рассказывал всю историю с начала до конца.

Однажды на постоялом дворе ему сказали:

— Сегодня он был тут!

— Сегодня? — изумился Коста. — Где же он? Говори скорей! Отведи меня к нему, я тебе золотой дам...

Но из дальнейшего разговора он понял, что доктор привел из Лопян человек пятьдесят крестьян. Они нужны штабу Дандевиля прокладывать дорогу в горах. Доктор этот снова уехал, в Брусен, что ли, а вернуться он намеревался в ближайшие дни. Косте показались странными эти разъезды. Клименту вроде незачем здесь ездить. «И раз уже была необходимость набирать крестьян, почему брат не взял с собой меня? — нервничал и злился Коста. — Я ведь такие дела могу делать получше его».

Не оставалось ничего другого, как ждать. И пока ждал, Коста навещал своих друзей из Псковского полка, которые разбили бивак на окраине города.

Он уже знал все про Моисеенко и про Иванова, про Фрола и Тимофея и про Никиту-запевалу. Даже про Мирона Потапыча кое-что разузнал. Он расспрашивал друзей, кто откуда родом и как выглядит их край, женат ли и сколько имеет детей; интересовался торговыми делами — что сколько стоит, и вообще жизнью. Он делал это не из простого любопытства, а от избытка чувств. Да что там, мол, мои невзгоды, я ведь, как говорится, у себя дома, а вот они, бедняги.

Ему так хотелось им чем-то услужить, сделать доброе дело. Он покупал им табак у маркитантов и в других полках. На их деньги конечно, потому что своих-то денег у него было немного и он их берег. Помогал им чинить мундиры. Доставал им мыло, говоря, что рубахи от грязи преют, а если их стирать без мыла, проку от такой стирки никакого... Он и рукавицы достал тем, у кого их не было. А как узнал, что с сапогами дело плохо, раздобыл несколько пар царвулей. Но он сам видел, что это капля в море, и, улыбаясь, обещал им раздобыть в Софии еще...

Он давно уже рассказал им о себе, кажется, все, но это «все» словно бы не имело конца. По вечерам у костра он снова и снова вспоминал, смешно выговаривая русские слова, над чем, правда, уж никто не смеялся, свой дом, Женду, Славейко. Вся рота знала, что он ждет второго ребенка.

Как-то шутник Фрол его поддел:

— Так что ж, Костя, значит, скоро ребенка родишь?

— Конечно... Жена, известно. Только и без меня тут дело не обошлось... — он подмигнул и спросил: — А твоя женка без тебя обходится?!

Дружный смех огласил лагерь. От соседних костров к ним стали подходить солдаты.

— Это Костя тут? Здорово, Костя! Здорово!

— Здравствуйте, — отвечал он им на приветствия и, обводя всех веселым взглядом, поглаживал свой горбатый нос, словно хотел его выпрямить.

— А ведь здорово он тебя, Фрол, подкусил. Наскочил топор на сучок, — заржал Моисеенко.

А Иванов краснел, словно девушка, и все старался быть поближе к своему недавнему пленнику.

Старый фельдфебель Егоров, сидевший с насупленным унтером Иртеневым в сторонке, вдруг спросил:

— А ты кого ждешь, девочку?

Коста обернулся, встретил его взгляд. Но тут же заметил насмешливое выражение на лице унтер-офицер.