Стефан Дичев - Путь к Софии

— Я не имею ничего против нее, дорогие друзья! Нет, нет! Она очень милая девушка. И я вовсе не отношусь к тем, кто делает такого рода различия. Но все же эти приглашения... И это желание использовать положение уважаемого всеми нами французского консула...

— Я рад, что вы все это понимаете, леди Эмили! Необходима и эта жертва. Придется отправиться на помолвку. И не только ради консула, хотя он в данном случае для нас важен. Но даже и ради них! Ведь только что мы говорили с вами, господа, о наших задачах здесь в настоящее время, на ближайшее и на далекое будущее, — прервал ее с улыбкой Сен-Клер.

— О времена! — со вздохом сказала виконтесса. — Меня удивляет, как это вам всегда удается все видеть в перспективе, Джордж...

— Вы мне льстите, леди Эмили! В конце концов, не так уж трудно установить, кто из болгар в этом городе может нам сослужить службу в том или другом смысле, не так ли?

Рэндолф Грин, все время хранивший молчание, включился в разговор.

— Да, я забыл сообщить вам, леди Эмили. Моего помощника, доктора Будинова, два дня не будет в лазарете.

— Он заболел?

— Нет. Он уехал, кажется, в Копривштицу с братом... Срочно оперировать кого-то из своих близких. Или еще что-то в этом роде. Я не запомнил.

— Но ведь это своеволие! Каждый обязан выполнять свой долг! Доктор Будинов необходим здесь!

Грин задержал взгляд на ее возмущенном лице.

— В известном смысле — да! — сказал он. — Но вы забыли, что мой помощник болгарин.

— Что вы хотите этим сказать? Вы хотите сказать...

— Я просто размышляю. Вспомнил один случай, — сказал он.

Сен-Клер поспешил вмешаться.

— Не проводите параллелей, Ральф. Будинов — надежный человек. И вообще, леди Эмили, какие-то два дня... Небольшая прогулка в Копривштицу, вы сказали, Ральф? Тем лучше. Я уверен, она освежит нашего молодого доктора. В последнее время он действительно выглядел очень утомленным.

Бейкер посмотрел на часы и поднялся.

— Ну-с, Фреди, нам пора в путь...

— Я готов, паша!

Остальные тоже поднялись.

— Как, вы уже отправляетесь?

— Что поделаешь, леди Эмили, нас зовет долг, как говорит майор. Да, не забудьте, Сен-Клер, поблагодарить от моего имени этого господина за приглашение, понимаете? И будьте так добры передать мои самые сердечные поздравления консулу!

— А от моего имени и невесте, — прибавил Барнаби.

Вечером Неда сказала себе: «То, что творится со мной, — все это словно в каком-то романе . Но если я даже влюблена, то только на один этот вечер. Завтра Андреа будет далеко, и я, быть может, никогда уже больше не увижу его...» Она так и заснула с мыслями об Андреа, и все ее сны были о нем.

Но утром она увидела Андреа в окне. Глаза его говорили ей что-то такое, чего она не могла понять. Поэтому она убежала, спряталась, а потом, сама того не сознавая, вернулась к своему окошку и выглянула из-за занавески. Андреа вышел во двор и, смеясь, стал бросать снежками в сынишку своего брата. Его беспечная веселость и смех поразили ее. Как, неужели то, что он уезжает, для него ничего не значит?! Но немного погодя она заметила, что он все время поглядывает на ее окно, и от этих настойчивых взглядов она разволновалась. «Нет, нет! Это невозможно. Нет, я просто схожу с ума!.. Но почему, почему не махнуть ему рукой на прощанье? Ведь он уезжает! Скоро я тоже уеду и никогда его не увижу», — говорила она себе и была готова отдернуть занавеску. Но в эту минуту ее зачем-то позвала Тодорана, потом ее остановил брат, чтобы посоветоваться относительно празднования помолвки, устройством которого все усиленно занимались в доме. Когда она снова вернулась к окну, Андреа уже не было во дворе. «Господи», — только прошептала она, прижалась лбом к стеклу и заплакала.

Она плакала беззвучно, недвижно и, как ей казалось самой, плакала только потому, что не махнула ему на прощанье рукой. И, непонятно почему, то, что она назвала своим романом, ожило вдруг перед ее глазами, но было оно ни мучительным, ни страстным, как ночью, а каким-то безнадежным, безвозвратным. Словно в волшебном фонаре одна за другой менялись картины. Она видела себя, его. Видела, как они обменялись взглядами, когда она отправлялась знакомиться со своей будущей свекровью, и как после встретила его, возвращаясь в фаэтоне... «Боже мой!» — прошептала Неда, когда наконец дошла до вечера у старого колодца, до объятий и поцелуев, от которых потеряла голову, — все это как будто было предопределено и ничего иного не могло быть!..

Но как только Неда поняла, что с прошедшей ночи она живет только памятью о ней, она вдруг застонала, бросилась на кровать и зарыдала. «Я больше его не увижу, я знаю, предчувствую это, — повторяла она. — Ах, как все это жестоко... Как бессердечно!»

Постепенно она успокоилась, но чувствовала себя совершенно опустошенной. Лежала недвижно, смотрела прямо перед собой. С лестницы доносились голоса — громкий оживленный голос Маргарет Джексон, которая говорила, что уезжает из Софии знакомиться с жизнью окрестных бейских поместий. И притворно веселый, но обиженный голос Филиппа: «Это, разумеется, интересно, я не сомневаюсь. Но вы все же вернетесь к нашему празднеству, не так ли, Маргарет?» — «Как вы милы! Ну конечно же, обещаю вам!» — смеясь, отвечала Маргарет.

Неда не хотела думать об их отношениях. Ее собственная жизнь так запуталась, что она уже не могла бы сказать, что хорошо и что плохо.

Часом позже — они так уговорились с Леандром — за нею приехал консульский фаэтон. Она заколебалась, не сказаться ли больной. Но эта мелкая ложь, которой она хотела покрыть большую — свою измену, — показалась ей унизительной, и она со смелостью отчаяния села в фаэтон.

Все это было как сон. А какой смысл рассказывать Леандру сон, если он может его огорчить и унизить? «Нет, нет. В самом деле, все это был только несбыточный сон, сон», — думала Неда.

Когда фаэтон остановился перед французским консульством, Неда вздрогнула: со стороны мечети Буюк шел Андреа. Как только она увидела радостное выражение его лица, многозначительную улыбку, черные глаза, лукаво-влюбленно глядящие на нее, Неда сразу же поняла: случилось что-то необыкновенное! Он не уехал, он не уедет, и то, что она с такой уверенностью называли сном, было реальностью, самой реальностью.

Поздно вечером Неда надела пальто, накинула на голову платок и тихонько выскользнула из дому. Она не испытывала уже ни стыда, ни угрызений совести. Ею владел один только отчаянный страх, что ее могут хватиться. К счастью, дед ее все еще не вернулся из Ташкесена, а отец и Филипп спали крепко.

Она пробежала через задний двор, отворила калитку в каменной ограде и сразу же очутилась в объятиях Андреа.

— Ты давно ждешь?