Максуд Кариев - Спитамен

Горная река, способная в грозу или во время таяния снегов смести все на своем пути, низвергаясь с уступа на уступ, прорезала вокруг их утеса глубокую пропасть, достигнув подножия горы, плавно огибает ее и, едва не соприкоснувшись с собственной излучиной, резко сворачивает в сторону и убегает в долину навстречу столь же своенравной своей сестре. Предки Оксиарта неспроста выбрали это место для возведения укрепления: они контролировали дорогу, протянувшуюся вдоль узкой долины, соединяющую города Бактрии и Согдианы. Разрастался и множился род, каждое поколение что-то достраивало, укрепляло стены, возводило новые башни. И вон как грозно выглядит нынче их замок…

За внешней стороной крепостной стены, на пологом берегу искусственного пруда, образованного при помощи каменной перемычки, поверх которой стекает излишек воды и падает вниз множеством серебристых струй, напоминающих струны какого-то гигантского инструмента, расчищена и полита водой округлая площадка. Огромная скала, похожая на башню, возвышается над прудом и отражается в воде. Лишь ветер способен играть на струнах водопада, теребит их, временами подхватывает влагу, обдает ею раскалившуюся на солнце скалу. В тени трех старых, почти сросшихся у основания чинар стоят большие скамьи, вытесанные из каменных глыб. На какую из них ни сядь, увидишь всю долину, утопающую в синеватой дымке. А кому хочется увидеть еще дальше, тот может подняться по небольшим вырубленным ступеням на скалу, что наклонилась над прудом и глядится в него, как в зеркало. Огромные чинары скале по пояс. Выше — только небо. Там, на вершине, обычно дежурят караульные. У них всегда наготове куча хвороста и дров. Если караульные заметят на дороге что-то подозрительное, то немедленно разожгут костер — ночью из сухих дров, чтоб поярче, днем из сырых, чтобы дыму побольше, — подадут сигнал другим крепостям.

Обитатели замка, которым надоедает теснота крепостных помещений, любят в спокойное мирное время выходить за ворота и отдыхать у пруда в тени скалы и чинар. Равшанак издалека рассмотрела собравшихся там людей, одетых по-праздничному, во все яркое. Они встречали восход Солнца и веселились. Посреди площадки возвышалась огромная куча хвороста. Вот это будет костер, когда полыхнет от поднесенного факела — искры взметнутся до самых макушек чинар.

Сегодня Навруз — идет, ступает по горам и долам, по полям и садам, по степям Согдианы Новый год.

В толпе Равшанак заметила отца, одевшегося сегодня во все новое, в ладной белой рубахе без ворота, на голове голубой конусообразный колпак, на ногах красные сапоги с загнутыми кверху заостренными носками, над голенищами свисают просторные шаровары, тоже голубые, под цвет колпака. В Согдиане любят голубой цвет, поскольку это цвет Неба. Когда отец поворачивается то в одну, то в другую сторону, отдавая распоряжения, в его левом ухе сверкает крупная серьга — серебряный полумесяц. На широком поясе кинжал в серебряных ножнах с ручкой из слоновой кости.

Подъехав к площадке, Равшанак спешилась. Слуги тотчас приняли у нее лошадь. Вокруг бегала, играя, звонкоголосая детвора. Кто-то из взрослых шикнул на них, чтобы вели себя тихо или убрались подальше и там играли в свои игры. Равшанак увидела сидящего на каменной скамье белобородого старца, как и все, облаченного в новый халат и сапоги. Перед ним прямо на траве расположились полукольцом молодые парни и девушки. А чуть поодаль стояли, сгрудившись, женщины с детьми на руках, слуги, рабы, воины. Подождав, пока голоса удалившихся шалунов стихли в отдаленье, старец продолжил повествование, произнося слова чуть нараспев. Голос его Равшанак узнала раньше, чем самого сказителя. Живя в Мараканде, она не раз слышала из его уст старинные дастаны о героях и влюбленных. Не однажды испрашивала она у матери разрешения, чтобы с подругами пойти на базар, куда привезли, говорят, из дальней страны невиданной красы украшения. И почти всегда в узком проходе вблизи базара она встречала седобородого старца в отрепьях. Возле него обычно собиралась толпа. Многие люди обращались к нему, как к старому знакомому, просто по имени — Дариёд! — и просили (в который, должно быть, раз!) рассказать ту или иную легенду или дастан. Дариёд не отказывал. Заканчивая одно, начинал другое. Равшанак останавливалась и слушала. И подружки с нею.

Сегодня отец ему, видно, сделал подарок. Навруз пожаловал в Согдиану. Навруз…

— Один знатный аристократ из Пенджикента отправился на базар [35] Ищущие работу мастеровые на базаре предлагали свои услуги. Обычай этот в республиках Средней Азии сохранился и по сей день. , чтобы нанять мастеровых на один день, — продолжал рассказывать Дариёд. — Нашел подходящего мастера, договорился с ним об оплате и привел его к себе в дом. Мастер сразу приступил к работе и выполнил все, что хозяином было велено. При расчете же возник между ними спор. И отправились работник и аристократ к старейшине рода, чтобы он разрешил их конфликт. Едва вошли, аристократ давай жаловаться: «Уважаемый старейшина! Я этого человека нанял за сто динаров на один день, чтобы он нанизал на нити мой жемчуг, однако он не сделал этой работы, а плату требует!..»

«Чего-то ты не договариваешь, — смекнул старейшина. — Что было дальше?»

«Если позволите, дальше расскажу я, — сказал работник. — Этот господин, подойдя ко мне на базаре, спросил: „Что ты умеешь делать?“ Я сказал, что могу делать все. После чего этот человек привел меня в свой дом. Он усадил меня и попросил сыграть какую-нибудь задушевную мелодию на чанге. Я сыграл. Потом попросил меня спеть. Я и это желание его выполнил. До самого вечера я то играл, то пел, услаждая слух и душу того господина. Когда же подошло время со мной рассчитываться, он вдруг хлопнул себя по голове, словно только что вспомнил: „Мне же надо было нанизать на нитку жемчуг! Ты этого не сделал, за что же хочешь получить плату?“»

И тогда старейшина обратился к аристократу:

«Почему ты, наняв этого человека за сто динаров, сразу не поручил ему нанизывать жемчуг, а заставил играть на чанге и петь? Он весь день пробыл у тебя без дела. Поэтому уплати ему все сто динаров без остатка. А если тебе все-таки необходимо нанизать жемчуг, то заплати ему еще сто динаров, но на этот раз вперед. И он эту работу выполнит завтра».

«Почему же вперед?» — пробормотал недовольный аристократ.

«Потому, что ты жаден, и завтра тебе вновь будет жаль отдавать свои сто динаров», — ответствовал старейшина.

Дариёд задумался, подняв лицо и, прищурившись, глядя в безоблачное небо. Затем, прижав к груди коричневые ладони, обвел всех взглядом:

— Вот и вдумайтесь, что хотел сказать нам автор Авесты, если учесть, что работник, умеющий делать все, — это тело наше; сто динаров — сто лет жизни; обладатель жемчуга — наше сердце; нить, на которую нанизывается жемчуг, — благородство!