Максуд Кариев - Спитамен

Она медленно взошла на вершину холма, опустилась на колени и, воздев кверху руки, обратилась к Солнцу с молитвой, распахнув свою душу, говоря вслух о самом сокровенном, о том, что носила в сердце, тая ото всех, что мучило ее вот уже много дней. Она просила у Покровителя совета, терпения и мужества. Некому больше помочь ей, кроме Ахура — Мазды, создавшего этот мир таким жестоким и ужасным, полным вражды, страданий и слез. Она молилась, слезы текли по ее щекам. «О Создатель, неужели ты глух к моим мольбам, а твои глаза не желают меня видеть?..»

Одатида растит троих детей. Однако тот, кто этого не знает, легко может принять ее за девушку, так она стройна. О таких женщинах и говорят: «Из десяти ее бутонов расцвел всего один». Она сумела сохранить в себе детскую непосредственность: забавляясь с детьми, сама увлекалась игрой, входила в азарт и удаче радовалась, как ребенок. Однако в общении со старейшинами рода она сдержанна и мудра, как сама змея [58] Змея считалась символом мудрости. . И нельзя ей иначе: в отсутствие мужа она в племени первое лицо. Нужно ли принять важное решение, разрешить спор — последнее слово за ней.

Уже более полугода Одатида не видела Спитамена. То он, обремененный заботами, объезжал свои владения, наведывался к соседям, договариваясь с ними о каких-то делах. А потом уехал на войну. Даже перед этим к семье не наведался. Быть может, я ему надоела и у него нет более желания меня видеть? Но у нас ведь дети — его сыновья и мои, — они по нему соскучились. Наскучила Одатиде жизнь степняков, бесконечные перекочевывания с места на место и необходимость всегда быть настороже. Если мир сам по себе суетен и преходящ, то зачем было — о Всевышний! — так устраивать жизнь, что у человека нет ни минуты, свободной от забот, и приходится пребывать в постоянном ожидании опасности?.. Накажи, Господь, тех, кто придумал межплеменную вражду, набеги на земли соседей и войну! В чем виновны пред тобой эти несчастные скотоводы, их жены и дети, что нет им покоя ни днем, ни ночью, почему ты лишил их своего покровительства?.. Почему лишил покоя и меня? Прояви хоть каплю жалости к своей верноподданной, умерь мои страдания. Прости, что прошу о себе, кому еще могу я излить свою боль, как не тебе?..

Скажи мне, о Покровитель, почему мой Спанта так долго не возвращается? Я же люблю его больше жизни. Если его не станет, умру и я. Где он сейчас, мой джигит из джигитов? Кто, как не я, может утешить его в горе, снять усталость и успокоить? Сердце мое горит в огне и скоро обуглится. Когда мой Спанта отсутствует, мне все кругом безразлично, и руки ни к чему не лежат… О-о, Создатель, или ты решил меня испытать, что держишь так долго от меня вдали моего мужа, отца троих детей? Умоляю тебя, верни его, не разлучай меня с ним надолго…

Одатиде вспомнилась первая весна в их совместной жизни, когда они еще только-только поженились. Ей едва исполнилось шестнадцать. Небо было прозрачно, как хрусталь, с него сыпался звон весенних жаворонков. А по земле стлались бело-розовые облака цветущих садов. Степь, похожая на огромный пестрый ковер, источала аромат…

Спанта чуть свет будил ее прикосновением губ… Аил еще спал, дремали, свернувшись колечком, псы, всю ночь несшие караул вокруг кочевья, когда они покидали, взявшись за руки, свою юрту. Оседлав коней, мчались к скалам Согды, чтобы с их вершин приветствовать Солнце. Помогая друг дружке, они вскарабкивались на самый высокий каменный уступ и наблюдали, как торжественно восходит из-за края земли Золотое Светило, дарующее жизнь всему сущему на земле, разливает по долине ласковый свет и тепло.

Когда на траве высыхала роса и цветы поднимали облегченные венчики к небу, они спускались вниз и на зеленом мягком ложе, на виду у порхающих бабочек и поющих птиц, предавались любви. Потом, смеясь, долго выбирали из волос один у другого невесть как попавший сюда репей.

— Помнишь, Спанта, как нас впервые оставили одних?

— Еще бы…

— Когда настала пора с тобой бороться, меня вдруг покинули силы и я не могла тебе противиться…

— А я-то думал, что овладел тобой в борьбе, — смеясь, сказал Спанта.

— Нет такой силы, которая одолела бы женщину, если она того не хочет, — улыбнулась Одатида.

— Может, еще разочек поборемся?

— Давай. Только учти, в этот раз я тебе не уступлю.

— А ну-ка?.. — Спанта, сидя, стянул с себя рубашку, отбросил ее и, вскочив, протянул ей руку.

Одатида уцепилась за нее, сделала вид, что поднимается и… вдруг резко откинулась назад, подпрыгнув и уперев ступни ему в живот. Спанта и моргнуть не успел, как перелетел через нее. Бухнувшись спиной в траву, услышал ее переливчатый смех.

— Я же говорила тебе! — вскочила она и подала ему руку. — Я же говорила. А ты не верил.

Он встал, она приникла к его груди и услышала, как сильно бьется его сердце.

— Ты права, любимая… Один только взгляд твоих глаз меня обезоруживает.

— Я порой пугаюсь мысли, что ты мог выбрать себе другую жену, а я мужа…

— У тебя на роду было написано принадлежать мне.

— Да, милый, это так, — прошептала Одатида и почему-то всхлипнула, обвивая руками шею мужа. — И еще я боюсь измены. Вдруг ты полюбишь другую?..

— Если это случится, то убей меня!

— Все можно простить, кроме измены, — сказала Одатида, несколько отстранившись, и на лицо ее легла тень скорби, будто уже случилось то, чего бы больше всего опасалась: глаза ее сделались острыми и пронизывали, как две стрелы. — Если ты мне изменишь, то рука моя не дрогнет…

Почему же сейчас вспомнился Одатиде именно этот разговор?.. Она опять, заломив руки, потянулась к Солнцу гибким станом, ощущая на лице его тепло и шепча слова молитвы. Потом упала ничком на песок и замерла, как мертвая.

Ну, зачем же ей так терзать себя? Войны — это удел мужчин. Не только ее муж отлучается из дому надолго. Лишь бы вернулся. Разве мало таких, кто уходит и не возвращается? И сколько мужества нужно женщине, чтобы стойко перенести горькую весть. И Одатида вынесет все. «Лишь бы не стал пленником другой женщины мой Спанта!.. Нет, нет, только не это!»

Одатиде вспомнился случай, происшедший в одну из зим. Выпало много снега, сплошь завалило горы и долину. А с севера пришли такие холода, что слюна замерзала на лету. Звери и птицы в горах остались без корма и держались поближе к людскому жилью, ища подмоги и защиты. Кеклики целыми стаями влетали в конюшни, коровники, овчарни и склевывали просыпавшийся на пол овес, ворошили, выискивая для себя что-то, сено в кормушках, порхали прямо перед мордами хрумкающих лошадей и коров. Слуги и рабы, ухаживающие за скотом, закрывали дыры и щели, чтобы птицы не могли вылететь, и ловили их десятками; общипав, жарили на костре. Спанта уехал в Мараканду и отсутствовал уже несколько дней, а Одатида день-деньской была занята хлопотами по дому и не придавала проделкам прислуги значения.