Максуд Кариев - Спитамен

У подножия пригорка стояли агема и аргираспиды, спиной к царю, лицом к выстроившимся квадратами пешим воинам; замерев и с восторгом взирая на царя, стояли аконтисты, гипасписты, гоплиты, пельтасты; за ними в четыре шеренги вытянулась конница, поделенная на илы [85] Ила — эскадрон. по двести человек — гетайры, продрома, гипотоксы. Над ними ощетинился лес пик и развевались стяги. Было морозно, из конских ноздрей струйками валил пар.

Войско громкими возгласами приветствовало царя. Раскаты голосов, отраженные скалистыми склонами, взмыли вверх к облакам, которыми были окутаны снежные вершины. Царь поднялся, чтобы его было виднее, на надмогильную плиту и поднял руку. Воцарилась тишина.

— Сыны великой Македонии! — обратился царь к притихшим воинам. — Я вел вас, как и обещал, дорогами побед. Мы продвигались так быстро, что нас с трудом нагоняли вести с нашей милой родины. Ваши жены считают вас героями, а дети с гордостью произносят имена отцов. Скоро вы вернетесь к ним, и ваши дети, повзрослев, станут одними из самых богатых людей во всей ойкумене…

— Слава великому Александру!.. — раздались новые возгласы.

И тут же другие:

— Домой пора — а!.. Домо — о–ой!..

— Домой!..

— До — омо — о–ой!..

Царь снова поднял руку. Резкий ветер пытался сорвать с него гиматий.

— Те, кого мы оставили в Мараканде, тоже хотят домой!.. Доблестные мои воины! Нас в пути нагнала недобрая весть. Один из варваров по имени Спитамен со своим ничтожным войском осадил Мараканду. И теперь мы вынуждены поспешить на подмогу нашим братьям…

Красноречие не раз выручало Александра. В такие моменты он с благодарностью вспоминал своего учителя, старика Аристотеля, который не уставал повторять, что человека от животного отличает уменье говорить красиво, и давал ему уроки ораторского искусства. От него узнал Александр о греческом ораторе Демосфене, доводившем до отчаяния своими желчными речами — «филиппиками» отца Александра, о том, что в юности Демосфен был косноязычен, как жующий жвачку вол. Оказывается, он уединялся на берегу моря и, набив рот камешками, произносил речи, обращаясь к волнам, чайкам и скалам, деревьям, и в конце концов достиг такого совершенства, что дерзнул выступить даже против македонского царя Филиппа. Слушая рассказы про Демосфена, Александр испытывал к нему не неприязнь, а скорее уважение.

Обращаясь к войску, разговаривая с воинами как равный с равными, царь видел: их лица преображались. Он рисовал красочные картины возвращения в милую сердцу Македонию, сулил награды и обещал благоденствие. Но лишь после полного покорения ойкумены. Они должны сделать то, с чем не справился даже великий Геракл.

— Десять талантов в награду тому, кто доставит ко мне живым или мертвым Спитамена!.. Только с его устранением в Согдиане воцарятся мир и спокойствие. Кто собрал и сплотил против нас еще недавно враждовавшие между собой племена дахов, массагетов, саков, не говоря уже о согдийцах, бактрийцах и персах?! Он, Спитамен! Кто подстрекает против нас скифов — степняков?.. Спитамен!.. Проучим же, братья, самоуверенного варвара, не посрамим нашего оружия!..

— Правильно!.. — крикнул один из стоявших в первом ряду конников. — Да покровительствует нам отец нашего царя Зевс!..

Александр указал на него пальцем:

— Назови свое имя, гипотоксот.

— Фарнух из Ликии.

— Назначаю тебя, доблестный Фарнух из Ликии, командовать илой! Вместе с этими прославленными полководцами… — царь показал рукой на стоящих позади него военачальников: — Ты тоже поведешь войска на Мараканду!

— Слава Александру!.. — взмыли вверх возгласы.

— Слава — а!..

— Слава — а!..

Спитамен расставил дозоры на всех дорогах, где могли появиться летучие македонские продромой [86] Продромой — легкая конница и пехота, которым поручались разведка и преследование противника. . Каждое утро, выходя из шатра, полководец невольно смотрел на восток, на синеющие вдали горы: не видно ли там, на горизонте, пыли?

С городских стен наиболее горластые орали: «Вот вернется великий Искандар, он насадит ваши башки на копья!.. И птицы будут выклевывать ваши мертвые глаза!..» Спитамен при этом чувствовал себя так, словно его полоснули по сердцу ножом. Если бы это юноны орали, еще куда ни шло, а то ведь свои, согдийцы. «За сколько же вы продали души двурогому дьяволу?»

Спитамен ожидал появления юнонов из-за гор, туда они ушли. Но гонец примчался с запада, где простиралась степь. Спрыгнув с запаренного коня, он доложил:

— Жди македонского войска во главе с Фарнухом и Менедемом!.. — и указал рукой в ту сторону, куда солнце ежевечерне отправляется на ночлег.

Спитамен подал чумазому и тяжело дышавшему гонцу чашу с кумраном:

— Испей. Потом скажешь, какое войско ведут Фарнух и Менедем!..

Гонец пил жадно, его острый кадык ходуном ходил. Вытерев рукавом губы, он выдохнул:

— Они ведут конницу, вооруженную сариссами, луками и стрелами. По сто пятьдесят ил у каждого.

Спитамен усмехнулся. Кажется, он разгадал, что задумал Искандар. Вот почему он обнаружил себя на два дня позже, чем мог сюда поспеть. Он отправил в обход Мараканды часть своего войска, чтобы она, нагрянув с запада, застала осаждающих врасплох. Мол, варвары, не разобравшись, в панике кинутся, ища спасения, к горам. Вот там-то Искандар и встретит их с основными силами… Значит, надо действовать вопреки логике коварного македонского царя: немедленно выступить навстречу Фарнуху и Менедему. Нельзя терять ни минуты. Искандар не раз выигрывал сражения благодаря уменью совершать молниеносные броски. Они встретят юнонов там, где те их совсем не ждут.

Спитамен обернулся к Датафарну:

— Пусть сворачивают шатры и грузят арбы. Мы уходим.

Спитамен снял осаду и увел свое войско в степь.

Уже отдалившись на значительное расстояние, он услышал, как радостно затрубили в Мараканде карнаи и сурнаи. У всех ли там сейчас празднично на душе?.. А сколько таких, кто закрыл в собственном доме двери и ставни, чтобы никто не видел на глазах у него слез?..

Спитамен ехал впереди войска и, заслонясь рукой от солнца, обозревал горизонт. Эту степь он знал, как свои ладони. И мысленно уже выбрал место, где бы ему хотелось встретиться лицом к лицу с юнонами. Он уже прикинул, как будет разворачиваться сражение, продумывал мелочи. Конечно, редко все происходит так, как предполагаешь, и все же…

Спитамен остановил коня. Подъехавшим Датафарну и Хориёну показал на холмы, цепочкой убегающие вдаль и напоминающие верблюжьи горбы. В незапамятные времена намело тут песчаные барханы, поросли они верблюжьей колючкой, саксаулом да прочей выносливой, устойчивой к засухе травой и кустарником, и осталась тут на веки вечные гряда подковообразных холмов. Слева пять-шесть пологих небольших, затем цепь словно обрывается… а далее, правее, снова восстанавливается и тянется до самого горизонта.