Валентин Рыбин - Море согласия

— Ой, зачем мне? Отдайте кому-нибудь другому,— сказала она.

— Но это же платок из шемахинского шелка! Хан привез его с Кавказа! — удивилась Тувак.— Разве ты такая богатая, что пренебрегаешь дорогими подарками? Ну-ка, скажи мне — кто твой муж?

— Мой муж? Его зовут Кеймир,— ответила с улыбкой Лейла.

Тувак на какое-то время потеряла дар речи. Язык онемел, а к горлу прихлынул жаркий удушливый ком. «Так вот она та самая персиянка!» Но это уже была не зависть, а скорее любопытство и какой-то непонятный страх, что счастье Тувак в руках этой женщины. Придя в себя, Тувак произнесла просительно:

— Ханым, теперь я знаю, кто ты. И ты обо мне, наверное, слышала. Ханым, ты нашла свое счастье, но не делай больно другим, не лишай других. Возьми подарок и поклонись святому за меня,— на глазах молодой ханши проступили горячие слезы.

Лейла поспешно приняла из ее рук платок, прижала к груди и начала взволнованно оправдываться:

— Ханым, я не хотела тебя обидеть. Поверь мне, ханым! — и Лейла зашептала молитву.

После этого, угостившись сластями, женщины отправились на берег к киржимам и вечером отплыли на Челекен.

Глядя в морскую даль, Тувак опять вспомнила слова Нязик-эдже: «Счастье — оно разное» — и подумала, насколько счастливее Лейла, У нее молодой сильный муж, сын. У нее нет никакого богатства, но она неизмеримо богаче. «О, если бы аллах даровал сына или дочь!» — молила Тувак, с трудом скрывая слезы и украдкой поглядывая на мужа. Кият думал о чем-то своем. Седые брови свисали над строгими черными глазами. Будто он заранее знал: должно что-то случиться. И нисколько не удивился, когда на берегу, едва высадились, Таган-Нияз сообщил:

— Багир-бек опять скупил у Бедиуз-Замана все туркменские култуки в Астрабадском заливе.

Серебряный бугор, окруженный множеством кибиток, жил боязливой, безропотной жизнью. Толпы людей встретили челекенцев настороженно. Что может сделать Кият-хан шаху, если тот, как лев с теленком, расправился с турецким султаном! К тому же многие кумыштепинцы и джигиты других гургенских поселений участвовали а этой войне. Те, кто вернулся с поля битвы с добычей, еще до сих пор хвастались своей храбростью, а заодно возвеличивали могущество шаха. Сказочная слава шла о Джадукяре, который теперь состоял при дворце Аббаса-Мирзы в Тавризе. Имя Кията вовсе не пользовалось авторитетом на Гургене.

Взвешивая обстановку, Кият-хан и сам понимал, что чаша весов в этих местах давно уже потянула в сторону персиян.

Причалив к берегу и сойдя с киржимов, челекенцы ласково приветствовали соплеменников. Назар-Мерген — теперь он был одним из знатных ханов — с достоинством спросил:

— В гости, Кият-ага, или по делу?

— Да вот зятя, Аман-Назара, давно не видел,— уклончиво отозвался Кият, медленно идя к юртам.— И к тебе разговор есть. Если не занят — пойдем поговорим.

Назар-Мерген и еще несколько наиболее влиятельных гургенцев пристроились к свите Кията. Беседуя, они вошли в кибитку, огороженную корявым агилом, где стояло несколько овец, осел и верблюд с верблюжонком. Зять гостеприимно отпахнул килим, впуская гостей. Тотчас появилась старшая дочь Кията, с родственной любовью оглядывая отца. Он спросил у нее вскользь о здоровье и прошел на ковер. Опустились рядом и все остальные. Назар-Мерген, продолжая прерванный разговор, спросил:

— Говорят, Кият-ага, нукеры нового Хива-хана были у тебя. Интересно, с чем приезжали они?

— Принесли плач по умершему Мухаммед-Рахим-хану и радость о восшествии на трон Алла-Кули,— небрежно ответил Кият.

— С этим они заглянули и сюда,— задумчиво отметил Назар-Мерген.— Предлагали нам переселиться в Хиву. Говорили: нынешний хан милостив и всех согреет под своим могучим крылом.

— А не говорили они, что к Алла-Кули являлся пророк? — с насмешкой спросил Кият.

— Как не говорили? Говорили! — оживился Назар-Мерген.

Кият от души рассмеялся:

— Когда мне юз-баши Еш-Назар сообщил о встрече Алла-Кули с пророком, я ему ответил, что у меня была в это время важная встреча с Ярмол-пашой.

Некоторые сидящие возле Кията засмеялись, но большинство опустили глаза, считая, что челекенский хан слишком дерзок. Назар-Мерген заметил:

— Кият-ага, говорят в России неспокойно стало. Слухи есть, что твоего Ярмол-пашу уберут с Кавказа, другой командующий приедет.

— Кто говорит? — глаза Кията сверкнули зелеными огоньками.— Персы говорят — им это выгодно. Нынче они весь Кавказ к газавату настраивают. Вам тоже об этом, наверно, твердят?

— Да, было такое,— неохотно согласился Назар-Мерген и добавил: — Но мы ведь мусульмане, а шах — наместник пророка в этом мире. Каждое слово его освещено аллахом.

Кият пренебрежительно покивал головой, прищурил глаза:

— Как были вы рабами Баба-хана, так и остались. Шах нынче култуками вашими торгует, не спрашивает вас, а вы ему молитву о высшей справедливости поете.

Разве вам неизвестно, что Бедиуз-Заман продал все наши култуки Багир-беку?

Наступило продолжительное молчание. Все знали об этой сделке, но что скажешь в свою защиту, если беспомощен. Гургенский хан, видя, что асе ждут от него ответа, насмешливо сказал:

— Нам все известно, Кият-ага. Только непонятно нам, почему ты, давший клятву служить урусам, клянешь Багир-бека? Ведь он подданный русского государя!

Кият на мгновение задумался. Сидящие в кибитке начали посмеиваться. Однако Кият замолчал не потому, что растерялся. Он соображал, как лучше ответить соплепенникам.

— Яшули, — усмехнулся он, окинув взглядом всех.— Меня вы ругаете за связи с урусами. Но разве я допустил, чтобы кто-нибудь торговал землями иомудов? А вы упустили свои култуки.

Ответ был достойный. Потеря туркменских уделов в Астрабадском заливе целиком лежала на совести гургенцев. Они не отказывались в этом, и Кият с жаром принялся доказывать, что еще не все потеряно, еще можно отобрать назад рыбные места. Надо написать жалобу астраханскому губернатору.

— Хан, трудное это дело,— со вздохом выговорил Назар-Мерген.— И непонятно, для чего ты за нас встаешь, если урусам служишь,

— Не за вас встаю, а за всех, за всю Туркмению! -гневно произнес Кият. И тише, почти шепотом добавил: — И никому не дам торговать землей наших предков.

Назар-Мерген, насупившись, долго молчал. И опять с сомнением высказал:

— Легко тебе говорить, Кият-ага. Ты сказал свое в уплыл на остров, а нам в соседстве с каджарами жить. Письмо мы составим. Но не мути воду — уезжай поскорей. Разве не знаешь, что не сегодня-завтра персы сюда приедут? Уже давно дымом с их стороны пахнет.

— Ладно, яшули. Договорились. Вы напишете письмо и перешлете мне.

После этого стали все расходиться. Кият не решился ночевать у зятя. Ночью же сел в киржим и вместе со своими сопровождающими отправился в Гасан-Кули.