Валентин Рыбин - Море согласия

Кеймир пересек равнину между юртами и рекой, ступил в огромный двор, где стояли и лежали лошади, верблюды, ослы. Пригнувшись, он нырнул в большую высокую чайную, сплошь заставленную тахтами, на которых восседало множество народу. Торговцы, свои и приезжие, ели и пили, тянули кальян: пахло пряностями и едким пахучим дымом. Бахши — полнотелый парень с черной бородой— изо всех сил вытягивал мелодию, и люди покачивались на паласах в такт песне. Кеймир постоял на пороге, отыскивая взглядом местечко, где ему присесть. Внезапно до него донесся знакомый голос. Кеймир повернулся и увидел в самом углу на тахте Назар-Мергена н персиянина Мир-Садыка. Около них сидели еще люди— не кумыштепинцы, и челекенец сразу догадался: эти приехали с Мир-Садыком.

Кеймир пробился сквозь толпу к тахте, где сидел Назар-Мерген, поздоровался со всеми. Ему дали место и сразу протянули чилим. Он глубоко затянулся, вдохнул дым, еще раз затянулся и вернул курительный прибор. В голове парня приятно закружилось, в уголках губ засочилась сладкая тягучая слюна, а веки сразу отяжелели. Кеймир подтянул подушку и подложил ее под локоть.

— Тихо ли на дворе, батрак?— зачем-то спросил Назар-Мерген.

— Ай, опять с моря дует, — кисло отозвался Кеймир.— Придется ночевать на берегу. Утром поплывем дальше.

— Как приплывешь на свой Челекен, скажи Булату, что Кият с русскими из одного казана свиней жрет!

Кеймир засмеялся, соображая, что Назар-Мерген неспроста здесь сидит. И этот персиянин не зря с людьми приехал...

— Так, говоришь, с моря дует?— проговорил Назар-Мерген и заключил: — Хорошо бы, если б поднялась буря!

— Зачем тебе буря, Назар-Мерген?— удивился Кеймир.

Назар-Мерген поглядел на Мир-Садыка, сказал утешающе:

— Не бойтесь, Садык-джан, это наш человек. Правда, не так уж ловок да силен, как ваш Черный Джейран, но ничего. — И Назар-Мерген моргнул персиянину, давая понять, что специально подзадоривает челекенца.

— Кто такой Черный Джейран?— с усмешкой спросил Кеймир, задетый за живое.

— А вот он, кивнул подбородком на амбала Назар-Мерген. — Говорят, сильнее его — человека на всем Астрабадском берегу нет.

Черный Джейран, польщенный похвалой, радостно засмеялся, обнажив крупные зубы. Кеймир пристально стал разглядывать его, примериваясь к рукам, шее, ко всей дикой внешности амбала. Наконец, сказал:

— Если он желает, я буду бороться с ним. Я погну ему ребра...

Черный Джейран опять раскатисто засмеялся. Кеймир стиснул челюсти, протянул руку и ощупал руку амбала. Затем, не спеша, поднялся.

— Пойдем, будем бороться! — Сядь, батрак,— спокойно сказал Назар-Мерген и опять моргнул Мир-Садыку, который, глядя на челекенца, вытирал подкладкой шапки вспотевшую бритую голову.— Сядь, сядь, батрак,— повторил гургенец и наставительно сказал.— Силу борьбой проверяют днем. А ночью ее проверяют по-другому.

— По-другому? Как по-другому? — заинтересовался Кеймир и предложил:— Давай проверим по-другому...

Назар-Мерген вынул кальян изо рта сидящего рядом с ним джигита и воткнул в рот Кеймиру. Тот опять затянулся дважды и вернул кальян.

— Давай выйдем, батрак... И ты тоже пойдем,— позвал Назар-Мерген Черного Джейрана.

Втроем они вышли во двор рабата. Ветер усилился. По двору гуляла песчаная поземка. Назар-Мерген посмотрел на небо, сказал тихонько:

— Вместе поедете. Черный Джейран знает, что делать. Хотели его с другим человеком послать, но когда я увидел тебя, вспомнил: мне Булат-хан рассказывал, будто ты семь фарсахов без отдыха проплыл и не утонул...

— Да, было такое,— согласился Кеймир.

— Вот и хорошо,— отозвался Назар-Мерген.— Иди с ним, он скажет, что делать... Идите поскорее, ветер кстати поднялся. Сделаешь дело— получишь от Мир-Садыка столько, сколько нужно тебе на всю жизнь, не сделаешь— считай, что разговора у нас не было и мы не знаем друг друга...

— Ладно, яшули, не тяни за душу,— довольно сказал и гоготнул Кеймир, чувствуя, как все у него внутри загорается разбойничьим азартом. Он дернул за рукав Черного Джейрана и они быстро удалились со двора.

Пригнувшись, шли каменистым берегом Гургена. По ту сторону реки чернели отроги Астрабадских гор, будто следили за этими двумя парнями. Они спустились к бушующему морю, пошли вдоль берега, отыскивая в темноте кулазы. Впереди, в серебряном свете луны, вырисовывались силуэты раскачивающихся на волнах киржимов. Около них на берегу горели костры. Это торговцы остановились на ночлег, ждали, когда успокоится Каспий, чтобы двинуться дальше, в свои края. Оттуда, от костров, доносились звуки дутара и песня. Пел Курбан— один из двух друзей Кейми-ра: он его сразу узнал по голосу.

Черный Джейран шел первым. Скоро он наткнулся на привязанные к большому железному колу кулазы. Тотчас отвязали два и сели в них. Кеймир спросил, куда грести. Черный Джейран указал шестом в открытое море. И два утлых суденышка, взлетая на волнах, как поплавки, двинулись в пасть ревущему морю.

Кеймир поставил лодчонку как надо и только тут смекнул, что плывут они к русским кораблям. А зачем? На это бы он не ответил, если б даже пытали каленым железом. Сам пока не знал. Однако неизвестность вовсе не тревожи- . ла его. Железная логика батрака: «раз Черный Джейран не боится— чего же мне бояться?», напротив, придавала бодрости и уверенности в предстоящем. Он не знал, что будет дальше в море, но предполагал. Скорее всего придется стащить с борта русского моряка. Это излюбленный прием персиян: они всегда таскают у других людей, а потом назначают выкуп. «Только как же его стащишь, если там их много и они не спят? Неужели Черный Джейран и на такое способен! А может, сам-то в лодке останется, а мне скажет: плыви и утащи одного капыра. Может, поэтому и спокоен Черный Джейран — ему же не подставлять голову под ружье русских! Вот и Назар-Мерген вспомнил обо мне, потому что я семь фарсахов от Огурджинского острова до острова Челекена на спине да животе проплыл, когда киржим из бухты ветром унесло и оставался один выбор: или умереть голодной смертью, или плыть к людям...»

Кеймир, ловко управляя веслом, сосредоточенно смотрел вперед, и сердце его колотилось крупными ровными толчками. Нет, он не испытывал ни малейшего страха перед тем, что его ожидает. Он готов утащить уруса, но сдержит ли слово Назар-Мерген? «Получишь от Мир-Садыка столько, сколько нужно тебе на всю жизнь...» И вообще, что значит — на всю жизнь? Входит ли сюда стоимость калыма? Это Кеймира беспокоило больше всего. И он думал, как только свершит тайный наказ Мир-Садыка, то запросит при расплате, чтобы и калым учли...

Незаметно Кеймир перенесся в мир сладких грез. Гла-зами, затуманенными пеленой предстоящего счастья, сморел он в светло-зеленую бурную ночь, а видел красавицу Тувак — дочь Булат-хана. Вот она в красном кетени, в тюбетейке, расшитой серебряными и золотыми нитями, белолицая, будто не водой умывается, а молоком — ходит по берегу моря, ждет, когда появится вдали киржим отца. Ждет и руки держит на груди, в кулачки сжала — так сильно ноет у девушки сердце по Кеймиру. Не попался бы он в плен каджарам, не убили бы его, не заковали бы в цепи да не погнали бы в рабство!» «Не бойся за меня, моя Тувак, — сладко и тревожно думает Кеймир, налегая на шест. — Никто не сможет меня ни убить, ни утопить, ни в рабство заковать.:. Потерпи, девушка... Скоро будем с тобой самыми счастливыми на всем белом свете. Кибитку себе новую поставим, киржим купим, и колодцев с чёрным маслом попросим у твоего отца — Булат-хана. Буду ездить к астрабадскйм берегам, — свою нефть да соль продавать. И деньгами буду распоряжаться, как захочу. Проси тогда чего хочешь — все твое будет, девушка...»