Максим Ююкин - Иван Калита

— Стыдись, княже! — с негодованием воскликнул он. — Михаил Ярославич протягивает тебе руку, как брату, а ты поносишь его бесчестно! Не так бы он мог с тобою потолковать, да мир на Руси ему драгоценней своей победы! А у тебя, видать, память совсем короткая, коли ты уже запамятовал, как едва утек от тверских полков!

Среди московских бояр, в равной степени возмущенных и пораженных такой беспримерной дерзостью, прокатился ропот:

— Статочное ли дело тако молвить перед князем?! Гнать взашей этого невежу!

Князь резко вскинул руку, приказывая им замолчать.

— Несмысленное речете! Послу родича нашего Михаила Ярославича и почет должен быть оказан подобающий, — задыхаясь от ярости, прохрипел Юрий. — Вздернуть мерзавца на самой высокой веже!

Лицо посла побледнело, но держать себя он продолжал с прежним достоинством.

— Что ж, с одним человеком совладать немудрено, — сказал Александр Маркович слегка изменившимся голосом. — Это тебе не тверское войско!

— Да заткните же ему глотку! — не выдержав, завопил Юрий, в бешенстве приподнимаясь с места.

Подбежавшие к Александру Марковичу слуги схватили его под руки и выволокли вон из палаты.

Узнав о казни тверского посла, бывший в Москве Кавгадый немедленно вызвал Юрия к себе.

— Ты поступил опрометчиво и неразумно, — наставительно, как малому дитяти, сказал он ему. — Теперь Михаил может сказать, что ты не уважаешь волю великого хакана, поставившего его старейшим над всеми русскими князьями.

— Что ж теперь? Сделанного не воротишь, — угрюмо ответил князь, который и сам уже начал понимать, что его вспыльчивость может выйти ему боком.

— На твоем месте я бы не мешкая отправился в Сарай и представил великому хакану — да возвеличит его аллах и увековечит! — свое объяснение и этого, прямо скажем, весьма глупого поступка, а главное, той войны, которую ты затеял против князя Микаэла.

— А каково будет это объяснение? — почти робко осведомился Юрий.

— Ты скажешь, что был вынужден напасть на великого князя, так как не мог допустить, чтобы он осуществил свое намерение заключить союз с Литвой. О том, что такие переговоры Микаэл ведет уже давно, тебе донесли расположенные к тебе тверские бояре. Я поеду с тобой и подтвержу все твои слова. Очень на руку нам внезапная смерть твоей дражайшей супруги: Микаэлу будет трудно доказать, что эта смерть воспоследовала не по его воле. Только поторопись, князь Гюрги. Запомни, — прибавил Кавгадый, значительно подняв кверху указательный палец, — очень важно, чтобы великий владыка именно из твоих уст первым узнал о твоем походе на Тверь.

Нельзя сказать, что совет Кавгадыя пришелся Юрию по душе. При воспоминании о непрерывной череде унижений, сопровождавших каждое его посещение Орды, у московского князя тоскливо засосало под ложечкой. Но разум подсказывал ему, что Кавгадый прав, и Юрий, смирив гордыню, согнулся перед послом в благодарственном поклоне.

— Спаси тебя бог, боярин, за то, что ты так добр к своему недостойному слуге, — выдавил он из себя. — Надеюсь, ты и впредь не оставишь меня своими мудрыми советами.

Кавгадый широко улыбнулся, обнажив крупные, покрытые густым коричневым налетом зубы.

— Ты мне нравишься, князь Гюрги. Не знаю чем, но ты сразу расположил к себе мое сердце. Я чувствую, что вместе мы с тобой совершим великие дела... А пока, не теряя времени, ступай к себе и, сделав все необходимые распоряжения, о делах больше не думай, а закати хороший пир, да меня пригласить не забудь: на голодный желудок да с тяжелым сердцем большие дела не делаются. Считай это еще одним моим мудрым советом.

— Господи, красота-то какая! — восхищенно выдохнула княгиня Анна, высунув голову из возка и с любопытством глядя в сторону тихой, текущей в низких луговых берегах реки Нерли, вдоль которой неспешно двигался княжеский поезд — несколько возков и сопровождавшая их дружина. Михаил Ярославич, который ехал рядом на коне, погрузившись в не оставлявшие его ни на час невеселые мысли, поднял голову и удивленно взглянул на жену. Давно уже он не видел в глазах Анны таких живых, радостных искорок — с того самого дня, как ордынский посол впервые объявил ему строгое Узбеково веленье без промедления прибыть в Сарай. Чуя недоброе, князь тянул с отъездом сколько мог, а вместо себя послал к ханскому двору двенадцатилетнего сына Константина, но, получив вторичный приказ, вынужден был повиноваться. Жена и сыновья Дмитрий и Александр провожали князя до границы его владений.

Михаил перевел взгляд туда, куда были устремлены радостно заблестевшие глаза жены. Его взору открылось настоящее диво. На плоской вершине небольшого зеленого холма, как царственный венец на челе земли, возвышалась небольшая одноглавая церквушка необыкновенной красоты. С зеленой, как росшие вокруг него деревья, маковкой, белоснежный, как сияющие над ним облака, храм, казалось, сливался воедино с окружавшей его природой, словно он тоже был творением земли, воздуха и солнца, а не человеческих рук

Дав поезду знак остановиться, князь спешился и помог жене выйти из возка. Подойдя к храму настолько, что можно было разобрать украшавшие его стены лепные фигуры, княжеская чета остановилась и какое-то время молча любовалась этим неувядающим, подобравшим лепестки закомар каменным цветком, выросшим на берегу Нерли в далекие уже времена благоверного князя Андрея Боголюбского; потом поднялась по склону холма и зашла внутрь.

В храме было тихо и безлюдно; только старенький священник с завивающейся на конце седой бородой, встав на цыпочки, шарил рукой в открытом поставце; в другой руке, опущенной книзу, он держал связку ключей. Заслышав шаги вошедших, священник повернул голову и посмотрел на княжью чету добрыми кроткими глазами.

— Завтра приходи, боярин, завтра, — ласково и немного виновато сказал он. — Я топерь домой иду, храм затворяю. Уморился что-то, прямо ноги не держат, — будто извиняясь, пояснил он и, захлопнув дверцу поставца, с трудом заковылял к выходу.

— Жаль, — огорченно произнес князь. — Завтра я уж буду далече. А мне так хотелось перед дальнею дорогой в сем преславном храме причаститься святых тайн. Может, уважишь великого князя Володимерского? — добавил он с просительной и одновременно немного лукавой улыбкой.

Широко раскрыв рот, священник остолбенело уставился на князя; ключи его со звоном упали на пол.

— Господи Иисусе! Батюшка Михаил Ярославич, ужели ты?! — воскликнул он, как-то вдруг засуетившись. — Что же ты сразу-то не сказал? А я-то тебя едва не выгнал! Пожалуй в исповедальню, сделай милость. Ах ты, господи, радость-то какая!

Всплескивая руками, священник повернулся, чтобы показать князю дорогу, но тут вспомнил о лежавших на полу ключах. Кряхтя, опершись рукой о колено, старик попытался было нагнуться, чтобы поднять их, но князь опередил его. Бросившись к священнику, он поднял связку и с улыбкой протянул ее старцу. Бормоча слова благодарности, священник указал Михаилу на маленькую дверь, едва различимую в полумраке храма.