Максим Ююкин - Иван Калита

— Обожди, — неохотно буркнул он и закрыл окошко. Несколько минут приезжий в явном нетерпении прохаживался вдоль ограды, то поддевая ногой камешек, то со вздохом прислушиваясь к унылой перекличке часовых на стенах. Наконец раздался придавленный стон отодвигаемого засова, и воротник, как по волшебству преобразившийся в приветливого, до подобострастности предупредительного слугу, растворил ворота, за которыми приезжего ожидал заспанный, взъерошенный стольник со свечой в руке, проводивший его в княжеские хоромы. Осторожно, стараясь не споткнуться в темноте на бесчисленных ступенях, человек проследовал за стольником по слабо освещенным дрожавшими в настенных рожках огнями факелов лестницам и переходам в личные покои князя.

Дмитрий, в запахнутой наспех домашней свите, из под которой торчал белый ворот ночной сорочки, сидел в кресле перед столом, на котором горела одна-единственная свеча, отблеск которой придавал его темным «звериным» очам еще более пугающий, по-настоящему зловещий вид. Но приветливая улыбка, которой хозяин ответил на низкий поклон гостя, тут же развеяла гнетущее впечатление, возникшее у вошедшего в первое мгновение, когда он увидел князя.

— Скоро же ты обернулся, Воиславе! — сказал Дмитрий, указывая вошедшему на кресло по другую сторону стола. — Ранее Троицы я тебя, признаться, и не ждал.

— Было бы еще скорее, кабы меня полчаса у твоих ворот не промурыжили, — улыбнулся Воислав, непринужденно располагаясь в кресле. — Думал уже, что придется мне назвать себя, вопреки твоему веленью.

— Ты правильно сделал, что сберег тайну, Воиславе, — серьезно ответил Дмитрий. — Даже в моих хоромах отираются Юрьевы соглядатаи — о том мне доподлинно известно... Так что ты мне привез — надежду либо... — Голос князя осекся, и он с тревожным ожиданием поглядел на собеседника.

— Надежду, княже, надежду! — воскликнул, улыбаясь, Воислав. — Аче желаешь сесть на великий стол, теперь действовать самое время. Цесарь Азбяк Юрием вельми недоволен: и дани-де летось тот собрал меньше, чем всегда собиралось, и мира на Руси как не было, так и нет: не успел Юрий вокняжиться, тут же на Рязань войной пошел; а татарской казне от того опять один убыток Да и смерть сестры простить ему не может. Так что Азбяк и сам подумывает о том, чтобы воротить великое княженье обратно в твой род. Но, конечно, раскошелиться тебе придется крепко.

— Ну, казна моя, благодарение богу, не пуста стоит, — усмехнулся Дмитрий. — Да будет ли от нее прок ведь проклятый Кавгадый, поди, не успокоится.

— О, о сем не тревожься! — оживился Воислав. — Нету боле твоего ворога: казнил его Азбяк лютой смертью.

— Вот уж воистину добрая весть! — воскликнул Дмитрий и, обернувшись к мерцавшему из темноты киоту, перекрестился.

Князь еще какое-то время говорил с Воиславом о сарайских делах, о том, кто сейчас в силе при ханском дворе и к кому из вельмож тверскому князю стоит обратиться за поддержкой, а от кого лучше держаться подальше. Узнав все, что ему было нужно, Дмитрий ласково отпустил боярина, подарив ему за службу золотой перстень с собственного пальца. Оставшись один, князь не торопился возвращаться в свою опочивальню. Он в раздумье глядел на дрожащее пламя свечи, похожее на крошечный трепещущий по ветру парус, затем поднялся и стал мерить горницу широкими размашистыми шагами. Внезапно, точно не в силах побороть искушение, Дмитрий схватил со стола подсвечник и стремительно вышел из горницы, чувствуя неодолимую потребность поделиться с кем-нибудь противоречивыми мыслями, с бешеной скоростью проносившимися сейчас в его голове.

Александр спал тихо и безмятежно, по-детски приоткрыв рот и положив согнутую в локте тонкую руку на подушку. Рядом, свесив руку, уткнулась в подушку жена Александра Анастасия. Глядя на него, Дмитрий на мгновение заколебался, покусывая маленькие, жестко очерченные губы, но все же протянул вперед руку и легонько потряс брата за плечо. Александр замычал во сне и повернулся на другой бок. Дмитрий потряс сильнее, и резко приподнявшийся спросонья княжич испуганными широко раскрытыми глазами уставился на старшего брата, сидевшего в изголовье его постели с догоревшей более чем наполовину свечой в руке.

— Что-то стряслось? — прошептал Александр, с беспокойством вглядываясь в лицо Дмитрия, будто пытаясь что-то прочесть на нем.

Князь поспешил успокоить брата.

— Нет, нет, не бойся! — вполголоса, чтобы не разбудить Анастасию, произнес он, похлопывая брата по руке. — Просто я хочу с тобой потолковать.

— Сейчас? — удивленно спросил Александр, невольно поворачиваясь к окну, еще плотно задернутому завесью ночного мрака.

— Да, сейчас. Пойдем в мою светлицу.

— Стало быть, поедешь в Орду домогаться великого княженья? — спросил Александр, когда Дмитрий рассказал ему о беседе с Воиславом. В голосе княжича слышались тревога и неодобрение, и Дмитрий грустно улыбнулся: он хорошо понимал, о чем сейчас думает Александр, да разве у него, Дмитрия, есть другой выход?!

— Поеду, Сахно, — вздохнул князь, — но не теперь. Покуда Юрий стоит у наших южных рубежей и жаждет войны, оставить Тверь я не могу. Надобно на какое-то время заткнуть пасть московскому волку: не потому, что он нам больно страшен — били мы его на ратном поле и снова разобьем, я уверен, — а ради того, чтобы выгадать время, для поездки в Орду потребное. Вот что я надумал: почему бы мне не изъявить ему смирение — дескать, великого стола не хочу, воле твоей во всем покорен, оставь толико меня в покое. Для пущей важности можно и грамоту состряпать — с крестным целованием, все как полагается. А чтобы Юрий покладистей был, брошу ему кость, яко псу, — скажем, две тыщи рублей; покуда он будет ее глодать, я за его спиной, с божьей помощью, с Азбяком и столкуюсь. По-моему, не худо придумано, а? — Весело прищурившись, Дмитрий выжидающе посмотрел на Александра, который слушал его, понуро опустив голову.

— Ты поцелуешь крест, чтобы тут же клятву и порушить? — тихо спросил Александр. — А как же честь княжая? Или жажда великого стола так обуяла тебя, что ради него ты готов пожертвовать и ею, и спасением своей души?!

— О какой чести ты говоришь?! — раздраженно воскликнул Дмитрий. — Перед кем это мне честь блюсти — перед убивцем и вором?! Нет, братец, шалишь! С волками жить — по-волчьи выть! Не честью я буду с Юрием воевать — отец вот тоже все о чести пекся, да и сгинул! — а его же оружьем, и мы еще поглядим, кто кого!

— Я не менее твоего ненавижу Юрия и желаю ему погибели, — так же тихо возразил княжич. — Но крест ты будешь целовать не перед ним, а пред господом. Клятвопреступлением ты навлечешь на всех нас проклятье. Одумайся, Димитрие!

— Ладно, поговорили! — нахмурившись, отрезал Дмитрий и резко поднялся, оттолкнув руками кресло. — Я думал, что могу на тебя положиться. Что ж, коли нет, справлюсь и один. Добрых снов!