Леонтий Раковский - Адмирал Ушаков

— Что вы делаете? Не трогайте. Они изрубят нас!

Метакса с сожалением выпустил веревку. Но оставить пленных в руках турок ему было жаль. Егор Павлович отдал конвоирам все свои деньги и выкупил греков.

Они пришли к дому французского консула, который погиб вместе со всеми защитниками Превезы.

Их глазам представилось страшное зрелище. У входа на лестницу были сложены пирамидой, как ядра у пушки, отрезанные головы превезян с открытыми, застекленевшими в последних муках глазами.

Привычный к турецким зверствам Калфоглу шел, словно не видел этих голов.

Метакса еле плелся за ним по лестнице. Ужасный смрад кружил голову. На лбу выступил холодный пот. Егор Павлович не выдержал и сел на ступеньки.

— Мне дурно! — сказал он по-французски.

У лестницы на верхней площадке стояли вооруженные до зубов алипашинские янычары. Они с удивлением и презрением смотрели, как этому «франку» дурно при виде приятного для них, обычного зрелища.

— Дайте воды! — крикнул по-турецки Калфоглу.

Чья-то рука протянула кружку с холодной водой. Метакса выпил. Стало легче. Он поднялся, шатаясь.

Калфоглу хотел поддержать его, но Егор Павлович нашел в себе силы самостоятельно подняться наверх.

Им загородил дорогу какой-то неприятного вида человек с ятаганом за поясом.

— Откуда и зачем? — сурово спросил он, держась за ятаган.

— От его превосходительства русского адмирала Ушак-паши, — ответил Калфоглу.

— Придется обождать. Паша делает смотр коннице.

Метаксу и его спутника отвели в пустую комнату.

В ней не уцелело ни одного стекла, потолок и стены были изрешечены пулями. Сверху сыпалась штукатурка. В стене блестели остатки большого прекрасного зеркала. Метакса подошел к нему и посмотрел в осколок:

— Хорош посол: желтый как лимон, глаза провалились…

Калфоглу стоял у окна, задумчиво теребя бороду.

Егор Павлович опустился на ломаную скамью, стоявшую у стены.

Три чиновника Али-паши вертелись в комнате.

Они как будто развлекали послов, а на самом деле задавали вопросы, стараясь выведать силы и планы русских.

Метакса, пользуясь своим плохим самочувствием, старался говорить поменьше, а Калфоглу расхваливал русский флот, преувеличивая его мощь.

Вдруг за окном раздались пушечные и ружейные выстрелы, послышался топот сотен конских копыт, затрубили трубы. Это возвращался всесильный Али-паша.

Прошло еще четверть часа — в комнату вошел человек с ятаганом. Он повел Метаксу и Калфоглу к Али-паше.

Они прошли ряд пустых комнат с разбитыми стеклами и изодранными обоями, в которых сидели и лежали алипашинские солдаты, вышли на другую лестницу и попали в небольшую комнату. Комната была наспех обита парчой и малиновым бархатом.

Али-паша в зеленой бархатной куртке с бриллиантовыми пуговицами сидел на диване с трубкой в руке. Плечи паши покрывала шуба из черных соболей. Голова замотана зеленой шалью. Это был плотный, среднего роста человек лет пятидесяти с правильными, даже красивыми чертами лица. Поражали его большие коричневые глаза, очень живые и острые. Темно-русые усы и бороду кое-где тронула седина.

Метакса поклонился и протянул письмо Ушакова, сказав:

— Адмирал Ушаков, находящийся в Санта-Мавре, командующий русско-турецкой эскадрой, послал меня к вашему превосходительству пожелать вам здоровья. Я имею также приказание вручить вам это письмо и ждать ответа.

Али-паша чуть привстал, взял письмо и сказал:

— Добро пожаловать!

Почтенный Калфоглу по турецкому обычаю стал перед Али-пашой на колени и поцеловал полу его шубы. Вокруг стояли вооруженные с ног до головы арапы и турки. Они зорко следили за каждым движением послов.

Али-паша кивнул. Один из слуг подал кресла, с которых была содрана шелковая обивка — виднелись только голубые обрывки гобелена.

Метакса и Калфоглу сели. Калфоглу рассказал о причине их приезда.

Али-паша спросил у Метаксы по-гречески:

— Тот ли это Ушак-паша, который разбил славного морехода Саит-Али?

— Тот самый. Он же разбил при Гаджибее самого Гассан-пашу, взял в плен восьмидесятипушечный корабль и сжег корабль паши.

— Ваш государь знал, кого послать, — улыбнулся Али. — А сколько вашему адмиралу лет?

— Пятьдесят семь.

(Метакса дипломатично прибавил Федору Федоровичу четыре года).

— Так он гораздо старее меня, — покрутил усы Али-паша.

— Вашему превосходительству нельзя дать более сорока лет. Вы еще молоды, — польстил Метакса.

— Нет, куда там. Мне сорок шесть, — сказал Али-паша, убавив себе больше пяти лет.

Он был доволен, что так молодо выглядит. Потом взял с дивана конверт. Играя кинжалом, рукоять которого так и сверкала драгоценными камнями, Али-паша вскрыл конверт.

— Где подпись адмирала? — спросил он, глядя на бумагу.

Метакса привстал и показал подпись. Али-паша минуту смотрел на нее, потом передал письмо секретарю.

Слуги внесли трубки и кофе в золотых чашках.

Али-паша угощал представителей союзной эскадры. Егор Павлович с удовольствием пил кофе. А у Калфоглу чашка дрожала в руках.

Али-паша спросил у Калфоглу, с чем он приехал.

Калфоглу вынул из-за пазухи султанский фирман.

Али-паша усмехнулся. Взял фирман двумя пальцами, помахивая им, многозначительно посматривал на своих секретарей, точно говорил: «Не стоит внимания! Легко весит!»

И вернул его Калфоглу, приказав читать вслух.

Старик стал почтительно читать именной указ султана, но Али-паша не слушал его. Он кивнул одному из слуг. Вошел секретарь и стал возле него на колено. Али-паша нагнулся, и тот что-то долго шептал паше на ухо.

Метакса понял, что секретарь передает перевод ушаковского письма. Али-паша посмотрел на Егора Павловича и ехидно улыбнулся:

— Жаль, что адмирал Ушаков не знает меня так, как должно. Он добрый человек, но верит всяким бродягам, преданным французам и действующим во вред султану и императору.

— Адмирал Ушаков не руководствуется ничьими доносами. Он только выполняет повеления государя императора и султана. Ваше превосходительство не может сказать, что все это ложь, — указал Метакса на письмо.

— Хорошо, хорошо, — прервал Али-паша. — Я с вами поговорю обо всем наедине. Садитесь сюда, — указал он на диван. Али-паша совершенно не обратил внимания на то, что Калфоглу уже окончил чтение.

Метакса сел рядом с ним.

— Как вы называетесь?

— Метакса.

— Если не ошибаюсь, вы с острова Кефалония?

— Мой отец из Кефалонии, а я родился в России.

— Какое жалованье вы получаете?

— Лейтенант получает триста рублей в год, а в походе мы получаем еще столовые деньги. Впрочем, никто не служит императору из-за денег, а из усердия и благодарности.