Леонтий Раковский - Адмирал Ушаков

Он думал, не спал ночи — как быть с десантными войсками. И пришел к такой мысли, что без Али-паши все равно не обойтись.

Задерживая турецкие отряды, идущие через Албанию, Али-паша сам подсказывал русскому адмиралу выход: попросить у него помощи. Тем более что, как передавал Кадыр-бей, султан не очень доверяет Али-паше, хотя за взятие Превезы пожаловал победителю третий бунчук и звание визиря.

В конце января Ушаков как-то вызвал к себе Метаксу. Он рассказал Егорушке о поручении и передал ему украшенную бриллиантами табакерку, которую недавно подарил ему султан:

— Вот возьми подарок Али-паше.

— А как сказать, за что вы дарите?

— Ну, скажи — хотя бы за то, что он аккуратно поставляет нам свежую баранину, — улыбнулся Ушаков.

— Федор Федорович, но ведь табакерку вам подарил султан! — узнал Метакса.

— А мне что с ней делать? Табак я не нюхаю. Лежит только без дела. Пусть пойдет на пользу отечества.

Наутро Метакса с письмом Ушакова и султанской табакеркой отправился на катере в порт Бутринто, — по слухам, Али-паша перебрался сюда, поближе к Корфу.

Когда катер подходил к берегу, Метакса спросил у греков-рыбаков, не знают ли они, где паша. Рыбаки указали на купеческий трехмачтовый бриг.

Первый, кого увидал на бриге Егор Павлович, был сам Али-паша. Он ходил по палубе в простом албанском капоте и курил трубку.

— А, господин Метакса, — окликнул он. — Добро пожаловать! — приветствовал он русского лейтенанта.

Али-паша взял гостя под руку и повел его вниз, в каюту. Каюта оказалась темной, тесной и не очень чистой.

— Ну, Ламброса я отпустил. Зачем сейчас ко мне? — спросил Али, садясь за стол.

— Адмирал Ушаков шлет вам письмо и подарок за исправную доставку вашими поставщиками мяса на эскадру, — ответил Метакса, передавая с поклоном конверт и табакерку.

Глаза Али-паши впились в коробку. Письмо он отложил в сторону и первым делом взялся открывать футляр. В коробочке лежала чудесная табакерка, усыпанная изумрудами и бриллиантами.

— Красивый подарок. Очень красивый! — поворачивал Али-паша табакерку и так и этак. — Благодарю. Ну-ка прочти письмо.

Метакса прочел письмо Ушакова, текст которого он переводил на греческий язык и сам же переписывал.

— Все пойдет на лад! — сказал, выслушав письмо, Али-паша.

Он кликнул шкипера. Вошел разбойничьего вида турок.

— Накорми гостя! — приказал Али-паша, вставая из-за стола. — Простите, господин Метакса: обед — походный. Никто ведь не знал, что сегодня будет у нас такой приятный гость! — сказал Али-паша и, взяв табакерку и письмо, ушел.

Егора Павловича больше интересовал ответ паши, чем обед, но делать нечего — он остался сидеть в этой неуютной каюте.

Шкипер принес холодную жареную баранину, маслины, хлеб, виноград, достал из рундука бутылку вина и ушел, не сказав ни слова.

Егор Павлович выпил рюмку вина, закусил бараниной и ел виноград, ожидая Али-пашу.

Вместо него явился грек-секретарь, которого Метакса видел в первый свой приезд. Он пригласил русского лейтенанта на пашинский корвет.

Когда переезжали на корвет, Метакса спросил у секретаря; почему так задерживается ответ. Секретарь тихо сказал, что паша разослал курьеров в Дельвино и Янину за подарками для русского адмирала.

Каюту паши охраняли вооруженные турки.

Вошли в первую небольшую комнату. Здесь стояла широкая деревянная скамья, покрытая ковром. На скамье сидел турок, по всей вероятности один из пашинских секретарей. За перегородкой виднелась комната побольше.

Эта комната была великолепно убрана. Ковры покрывали ее от пола до потолка. Справа стоял широкий бархатный диван. Вся стена над ним была увешана кинжалами, ружьями, пистолетами, оправленными в золото и серебро. Слева висело большое овальное зеркало венецианской работы в прекрасной стеклянной раме с изображениями цветов. Перед зеркалом — круглый курительный столик черного дерева, инкрустированный перламутром, и два мягких кресла. Откуда и какими путями попало все это в каюту повелителя Эпира — кто скажет.

Али-паша в зеленой бархатной куртке с золотыми пуговицами полулежал на диване.

Он пригласил гостя сесть.

Метакса просил Али-пашу поскорее дать ответ, потому что адмирал велел ему возвращаться немедля.

— Я недолго задержу вас в Бутринто, — ответил Али-паша.

Он сказал, что готов предоставить Ушакову сколько угодно солдат, но с одним условием: после взятия Корфу Ушаков отдаст ему половину всей крепостной артиллерии и все мелкие французские суда.

Егор Павлович был поражен. «Ну и аппетит: запросил триста пушек! Какая наглость!» — подумал он.

Метакса вежливо ответил, что такого обещания не может дать сам султан, так как союзники условились, что все военное имущество должно в неприкосновенности оставаться на месте.

Али-паша стоял на своем.

Метаксе пришлось долго убеждать пашу в том, что помощь, которую он окажет русско-турецкому флоту, будет иметь большое значение и для него: султан увидит, что Али-паша старается для пользы Турции, и верховному визирю Низед-паше нельзя будет упрекнуть Али в том, что он непослушен.

— Кроме того, русский император щедро наградит вас, — рискнул вставить Метакса, хотя никто не говорил ему об этом.

Егор Павлович знал, что Али-паша все равно пошлет солдат и только нарочно тянет, чтобы «набить себе цену».

Так и вышло. Янинский паша наконец соизволил согласиться отправить к Корфу три тысячи человек.

Он вызвал секретаря и продиктовал приказ в Янину, а Метаксе сказал, что не отпустит его до завтрашнего утра.

Стемнело. Слуги зажгли свечи. И тотчас же стали накрывать на стол.

Али-паша пригласил гостя поужинать.

Им прислуживали два секретаря и капитан корвета.

Метаксу потчевали французскими винами.

«Не из Превезы ли?» — подумал он и отказался.

Али-паша ел очень мало, а пил только воду. После ужина он услал всех и, покуривая, говорил с Метаксой.

Егор Павлович поздравил его с полученными от султана милостями.

— Меня хотели сделать верховным визирем, но зачем мне это? Я здесь в почете, довольстве и силе. Скорее султан будет больше бояться меня в Стамбуле, чем я его в Янине. Все эти визири завидуют моему богатству и оговаривают меня перед султаном. А вы знаете, во сколько обходятся мне султанские министры? Я даю всем, начиная от последнего цирюльника султана и кончая министром иностранных дел. Едва приобретешь себе приятеля, глядь, а он уже без головы, а ты без денег…

Метакса не мог не улыбнуться.

— Вам смешно. Вы думаете: деньги у Али-паши не последние, а голова у министра — последняя? Э, бросим это. Скажи лучше откровенно: независимость, которую ваш адмирал провозглашает на островах, распространится и на греков материка?