Олег Боровский - Рентген строгого режима

В общем, лагерная система начала разваливаться, но все же продержалась вплоть до 1956 – 1957 годов, когда все лагеря в Воркуте прекратили свое существование и превратились в рабочие поселки без колючих заборов, вышек и вахт... Мы все считали, что Н. С. Хрущев своей деятельностью заслужил золотой памятник, он не только выпустил на волю многие миллионы несчастных сталинских рабов XX века, но и разрушил саму систему и практику ареста и использования заключенных на самой тяжелой работе.

Все в лагере ловили всевозможные слухи об освобождении заключенных, примеряли эти случаи к себе. Мира все чаще и чаще вопросительно посматривала на меня – когда же наконец я тоже напишу жалобу – но я пока все не решался, очень уж страшная у меня статья – 58-8, террорист, убийца, какое уж тут освобождение... И тянул с жалобой, полагая, что момент еще не наступил.

В конце июля на шахте произошел сильный взрыв метана, и Токарева приказала всем врачам приготовиться к приему больных. Я тоже привел свой кабинет в рабочее состояние, хотя он и так был всегда в порядке. Шахта остановилась. С места катастрофы на-гора выдали восемнадцать человек, все были мертвы... У меня сжалось сердце, когда я увидел на земле около ствола восемнадцаать черных тел – все в спецовках, с лампами на касках и противогазами на боку, ни один из них не успел им воспользоваться. Молодые еще были мужики, и все мечтали о свободе...

31 июля ко мне прибежал посыльный из нарядной и сообщил, что завтра рано утром меня повезут без вещей на этап, куда и зачем, он не знал. Я стал теряться в догадках и послал Ивана на разведку, он скоро вернулся и доложил, что меня повезут в лагерь шахты № 29, но для чего, он узнать не смог. Но не идти же к оперу с вопросом... Черт с ним, завтра я все буду знать, тем более что меня везут без вещей, значит, вернусь обратно. Вечером, гуляя около своего кабинета, я неожиданно увидел Токареву. Она шла к вахте, видимо, домой. Я подошел к ней и спросил, зачем меня увозят на 29-ю шахту. Токарева спокойно объяснила, что Управление попросило отдать меня на один день для консультация по рентгеновским делам.

– На больший срок я бы вас все равно не отдала, – добавила она с обворожительной улыбкой.

Я более-менее успокоился и стал с интересом ожидать завтрашний день.

Рано утром 1 августа 1954 года меня вывели из лагеря через боковую вахту около лагерной тюрьмы, посадили в обычный воронок, внутри которого была вмонтирована клетка из железных прутков, как для перевозки тигров. В задней части воронка уселись два солдата с автоматами, но уже без собаки, и черная машина не спеша пошла на север. В этом районе я еще не бывал и с любопытством смотрел через железные прутки и открытую заднюю дверь на окружающий мир. Переправились через реку Воркуту прямо по воде, моста еще не было, поднялись вверх по откосу, миновали ГРЭС № 2 и поехали по накатанной дороге, отсыпанной посреди бескрайнего ярко-зеленого пространства. Нигде никаких строений... Стояла тихая и жаркая погода, железный воронок постепенно раскалился на солнце, и мне стало трудно дышать.

– Мужики, – взмолился я, – выпустите меня подышать воздухом, не то задохнусь я в вашей карете.

Солдаты рассмеялись и постучали кулаком по крыше воронка, машина остановилась, и мы все вышли. Ух!.. Вокруг расстилалась цветущая и лохматая тундра... От ароматов, щебетанья птиц дух захватило... Неподалеку внизу журчал прозрачный ключевой родничок. Я сел на камешек около самой воды и никак не мог надышаться чистым, благоухающим воздухом и налюбоваться призраком свободы... За шесть лет лагеря я не окостенел душой и остро почувствовал аромат свободы, пока сидел около чистого ключика и пил из него воду... Солдаты-конвоиры, молодые русские парни, тоже ощущали новые веяния и смотрели на меня без злобы и настороженности. Нарушая все инструкции, они оставили автоматы в машине, а сами уселись со мной рядом на бережку ручейка, вытащили кисеты с махоркой и стали угощать друг друга самосадом. Посидев так с полчаса, солдаты дружелюбно спросили меня:

– Ну, отдышался, мужик? Тогда поехали...

Лагерь шахты № 29 от «Капиталки» находился примерно в двадцати пяти километрах, и мы вскоре остановились у небольшой лагерной вахты. «Мои» солдаты сдали меня под расписку лагерной вохре, и те очень удивились, что я без вещей, налегке. Без лишних слов они повели меня к начальнику лагеря майору Туналкину. Если бы я знал тогда, что не пройдет и двух лет, и этот Туналкин выпустит меня на свободу... Когда мы подошли к кабинету начальника лагеря, там шло совещание с работниками санчасти, но мне приказали войти. Я открыл обитую черным дерматином дверь и, сняв фуражку и стоя у двери, доложил свои установочные данные. Начальник лагеря майор Туналкин, высокий, крупный, красивый мужчина, внимательно и долго рассматривал меня изучающим взглядом, не вставая из-за стола. Все остальные участники совещания тоже повернули головы в мою сторону, среди них были мужчины и женщины, и я сразу определил, что это врачи, вольные и заключенные. После длительного молчания майор вдруг спросил меня:

– Вы русский?

Опять этот сакраментальный вопрос, видимо, всех смущала моя фамилия.

– Да, русский.

– Очень хорошо, а то мне надоели тут всякие... Кто «всякие», пытался я определить, оглядев внимательно всех сидящих за столом, я не увидел ни одного еврейского лица.

Значит, кто же всякие? Как выяснилось позже, майор имел в виду украинцев.

В общем, майор Туналкин произвел на меня хорошее впечатление, у него был налет какой-то интеллигентности. Все остальные сидящие за столом с интересом таращились на меня, но дисциплинированно молчали. Наконец Туналкин обратился ко мне, говорил он низким красивым голосом, не спеша, но веско.

– Вот что, Боровский, у нас нашелся один физик, который, прознав, что вы изготавливаете рентгеновские аппараты из имеющихся в лагере материалов, заявил нам, что в этом хитрого ничего нет и он тоже может сделать аппарат для нашей санчасти. Но прошло около двух лет, а конца изготовлению аппарата не видно. Похоже, физик нас просто дурачит, вот и попросили Управление прислать вас, чтобы вы сказали честно и откровенно, будет ли из его работы толк... Вам все понятно?

– Да, конечно, гражданин начальник, разрешите посмотреть работу физика?

– Да, да, вам все покажут.

Я вышел из кабинета и вздохнул с облегчением, теперь я знал о цели моего этапа сюда. Сидя в приемной и ожидая выхода врачей, я подумал, что физик действительно дурит им головы. Если бы он на самом деле решил построить аппарат, он, прежде всего, должен был бы связаться со мной, и я оказал бы ему и техническую и материальную помощь, но он этого не сделал... Почему?

Наконец совещание у Туналкина закончилось, и из кабинета вышли врачи во главе с начальницей санчасти, очень милой и красивой женщиной. В окружении медиков я направился в хирургический стационар. Встретили меня очень приветливо, как самого близкого и родного человека. В кабинете начальницы все расположились, как у себя дома, врачи-заключенные держались с начальницей очень свободно, называли ее по имени-отчеству, курили в ее присутствии. «Да, – подумал я, – не то что у нас...» Начальница санчасти рассказала мне всю историю с постройкой рентгеновского аппарата. Часовщик с Украины, называвший себя почему-то физиком, взялся изготовить аппарат для санчасти, но за соответствующую мзду. С первых дней работы он начал тянуть из санчасти хорошие продукты питания и, конечно, спирт в первую очередь. Вся эта история продолжалась около полутора лет, и конца работе не было видно, врачи в конце концов обозлились и подняли шум. Кому-то из них и пришла в голову идея пригласить Боровского для консультации.