Олег Боровский - Рентген строгого режима

Со дня, когда я взялся за осуществление «безумного мероприятия», как в один голос обозвали мою идею все врачи, мой мозг заработал на полную мощь, я уже ни о чем другом не мог думать, все мои знания, силы и способности были брошены в бой. Я день и ночь ломал голову над узлами моего будущего аппарата, которому даже придумал название – РАБ – рентгеновский аппарат Боровского, 1-я модель.

К моему огорчению, почти все инженеры-заключенные, которых я близко знал, отнеслись к моей идее отрицательно, они утверждали, что это обычная лагерная «чернуха» и что я сам себе начал рыть могилу, в которую и улягусь непременно. Только Жорж Грин промолчал, и это было для меня как знак одобрения. По ходу моей работы Жорж несколько раз давал мне весьма ценные советы.

Кроме Грина, в мою идею как-то сразу поверил мастер-электрик из мехцеха и обещал помочь, чем сможет, а это было для меня очень важно, так как Карнаухов командовал сменой в электроцехе, и от него многое зависело, в его руках были все электрические материалы: провода, трансформаторное железо, приборы, контакторы... Мне страстно захотелось доказать, что «человек может все», что все ошибаются, не веря мне, что все они без фантазии, сухари и маловеры, что все окончательно «протухли» и никому и ничему уже не верят...

Для себя я установил весьма жесткий режим работы, днем в больнице я чертил и рассчитывал узлы конструкции, а вечером уходил на шахту и в мехцехе искал необходимые для аппарата детали, обрабатывал их и собирал своими руками, кроме тех, конечно, которые надо было либо точить на станке, либо сваривать электросваркой. Вот когда откликнулись мои хорошие, уважительные отношения с рабочими электроцеха. И хотя все они получали рабочее задание на утреннем наряде от Щапова или от Вальчика, за все время моей работы я ни разу и ни от кого не получал отказа в изготовлении деталей. Димка Щапов пристально наблюдал за моей работой в его мехцехе, громче всех поносил меня и мою идею, но препятствий не чинил, считая, что я сам сломаю себе шею...

Многие мои друзья старались хоть чем-то помочь мне, они понимали, что в случае успеха моей работы, многие заключенные получат весьма действенную медицинскую помощь, а значит, я работал не столько для себя, сколько на общее благо. Не могу с чувством глубокой благодарности не сказать, что простые работяги, которые ничего не понимали в моих расчетах, относились ко мне с доверием и симпатией, и живо откликались на мои просьбы, и всегда старались, несмотря ни на что, хоть как-то помочь мне. Из врачей до конца верил мне только Игорь Лещенко, а остальные с тревогой за мою судьбу наблюдали, чем все это кончится. Особенно беспокоились врачи Блауштейн, Спектор и Пилецкий. Даже Абрам Зискинд, инженер-электрик и мой приятель еще с пересылки, не постеснялся как-то заявить, что у Боровского, дескать, срок большой, и до конца срока он успеет сделать аппарат... Я обиделся и расстроился ужасно, уж кто-кто, но Абрам...

Чтобы до конца понять мою идею и все, что с ней связано, мне придется немного рассказать о технической стороне дела.

Каждый из нас, вероятно, не один раз при медицинском обследовании заходил в темный рентгеновский кабинет, где в углу на столе горела небольшая лампочка под красным абажуром. Вас просили раздеться до пояса, и медсестра брала вас за руку и ставила между металлическими конструкциями, потом красная лампочка гасла, к вам вплотную придвигали большой холодный ящик, и подавали команды поворачиваться то влево, то вправо, и заставляли то дышать, то задержать дыхание... Потом в темноте вы одевались и покидали кабинет, ничего не увидев и не интересуясь, чем и как вас просвечивали. Конечно, отдельные мужчины, не чуждые техники, интересовались, что это за машина – рентгеновский аппарат. В полутьме можно было разглядеть большой и сложный штатив, который мог двигаться во различных направлениях, какие-то шкафы с приборами и пульт управления с разноцветными маленькими лампочками, а все части аппарата соединялись толстыми электрическими кабелями. В учебных институтах рентгеновскую технику не изучают, разве что упомянут, что немецкий физик Вильгельм Конрад Рентген в 1895 году почти случайно открыл неизвестные ранее невидимые лучи и назвал их икс-лучами. Потом открытые им лучи назовут в его честь «рентгеновскими». Конечно, после посещения темного и таинственного кабинета всем и казалось, что рентгеновский аппарат очень сложен, в нем бесчисленное количество различных приборов, реле, трансформаторов, проводов. И как все это достать в лагере, где главными «приборами» были лопата да кувалда, которую, кстати сказать, остряки называли «кувалдометром».

Моя сила и была в том, что я знал самое существо рентгеновского аппарата, знал, без чего можно на первых порах обойтись, что можно предельно упростить. И потом, я прекрасно понимал, что мне важно просто получить рентгеновские лучи и показать начальству хотя бы кости руки, что должно произвести некое психологическое воздействие. Тогда мне поверят, а это самое главное в условиях лагеря. Если бы самому Вильгельму Рентгену показать современный медицинский рентгеновский аппарат, он ни за что бы не узнал в нем то примитивное устройство, на котором когда-то сделал свое выдающееся открытие. Впрочем, если бы братьям Райт показали современный воздушный лайнер на пятьсот человек, они едва ли узнали бы свой первый одноместный летательный аппарат, главным и самым опасным препятствием для которого были телеграфные столбы...

Для того чтобы получить рентгеновские лучи, необходимо, прежде всего, иметь рентгеновскую трубку, трансформатор накала на 6,5 вольт и самое главное – высоковольтный трансформатор на 75 тысяч вольт (амплитудных). Дальше я рассуждал так: рентгеновскую трубку сделать самому невозможно, это очень сложный вакуумный прибор, но в каждой больнице для вольных граждан, конечно, в рентгеновском кабинете запасных трубок сколько угодно, и они смогут дать одну трубку без всякого ущерба для себя, тем более что майор Лисовенко обещал мне оказать полное содействие. Трансформатор накала трубки мне не составит никакого труда рассчитать, начертить и изготовить в электроцехе шахты. Что касается высоковольтного трансформатора, то тут дело обстояло значительно сложнее, такого трансформатора на шахте вообще не могло быть – так я думал вначале, – и, следовательно, его необходимо рассчитать, спроектировать, достать все необходимые материалы и изготовить. Задача очень сложная, даже и не для лагерных условий, но выполнимая... В этом я был твердо убежден. Работая много лет начальником заводской лаборатории, я частенько решал очень сложные технические задачи, и мое ишачье от рождения упрямство много раз выручало меня, заставляло начатое дело доводить до конца. Приступив к расчетам трансформаторов и других элементов аппарата, я с радостью убедился, что ни следствие, ни тюрьма, ни лагерь с общими работами не повлияли на мои мозги, и я вспомнил все основные формулы, необходимые для расчета главных элементов аппарата. Никаких книг по рентгенотехнике в лагере, естественно, не было, и достать их было нельзя, и поэтому на протяжении работы я частенько «изобретал велосипед», то есть докапывался до вещей, давно описанных в технической литературе. Дело осложнялось еще и тем, что рентгеновские аппараты я действительно знал, но только те, которые использовались в промышленности. О медицинских аппаратах я имел весьма смутное представление, но я надеялся на свое «соображу как-нибудь»... Тщательно все обдумав и взвесив, я решил обойтись без этапа «показа лучей», а делать сразу же настоящий аппарат, то есть полностью изготовить медицинский штатив, на котором крепится бленда с рентгеновской трубкой и диафрагмой, флуоресцирующий экран с защитным рентгеновским стеклом и тяжелым свинцовым противовесом в штативе аппарата, а также высоковольтный трансформатор и пульт управления со всеми приборами и пускорегулирующей аппаратурой.