Олег Боровский - Рентген строгого режима

Во время строительства кабинета и после его окончания я поддерживал самый тесный контакт со своими друзьями из филиала Проектной конторы. Обеденный перерыв в филиале начинался в 12 часов и, если был свободен, я шел в контору повидаться с моей Мирой, а она меня ждала у своего рабочего кульмана. Иногда угощала меня чем-нибудь своим, домашним, вкусненьким, например, бутербродом или яблоком. Наш час пролетал как одна минута... Я никогда Миру не спрашивал, как погибли ее родители и как она оказалась в лагере... Я знал, придет день, когда ей самой захочется мне все рассказать...

В один из наших обеденных перерывов, когда мы с Мирой сидели, спрятавшись за частоколом кульманов, и тихо беседовали в большой и пустой комнате – все вольные и зыки разошлись кто куда, – Мира вдруг задумалась, помолчала и тихо сказала:

– Спасибо тебе, мой дружочек, что ты не спрашивал меня ни о чем, но сегодня я расскажу тебе немного о себе и о своих родителях. Как мне рассказывала мама, с отцом они познакомились на курорте Дарасун в 1922 году. В Гражданскую мой отец командовал войсками на Дальнем Востоке, после войны занимал пост военного министра Дальневосточной республики. Ему было всего 26 лет, а маме и того меньше. Родилась я в начале 1924 года в Чите, родители очень ждали мальчика, а получили девочку, чем, видимо, я очень огорчила их. Незадолго до моего появления на свет умер Владимир Ильич Ленин, вот и назвали меня Владимира, хотя, может, и не потому. О своем самом раннем детстве я мало помню… Смутно помнить себя я начала с 1928 года, когда отца командировали в Берлин, где вместе с другими крупными военачальниками он учился в Германской Военной академии при Генеральном штабе. Меня определили в немецкий пансион для детей, где я прожила год с лишним, мама в это время носилась «галопом по Европам». В немецком пансионе за провинности учеников могли пороть на законном основании, но я вела себя хорошо, и экзекуции меня ни разу не подвергали. Помню, каждое утро нас заставляли съедать тарелку зеленого шпината, и я возненавидела его на всю жизнь...

За год в Германии я совершенно забыла русский язык, и, когда мы вернулись в Москву, моя няня меня совершенно не понимала...

В Москве папу назначили командующим Московским военным округом. Но квартиру нам дали не сразу, и мы какое-то время жили в Кремле, в квартире Анастаса Ивановича Микояна, папиного друга. Мы, дети, бродили по полупустому Кремлю, залезали на Царь-пушку и вовнутрь Царь-колокола. Помню сумрачные, заброшенные и молчаливые соборы и церкви... Потом нам дали хорошую квартиру в Большом Ржевском переулке в районе Арбата. В 1931 году папу назначили командующим Особым Белорусским военным округом, и он переехал жить в Смоленск, но в Москву приезжал очень часто, у него был собственный железнодорожный вагон, вечером уедет из Смоленска – утром уже дома. Я всегда, еще в прихожей, узнавала, что папа приехал, по запаху сигар. Это была пора моего золотого детства...

У меня были необыкновенные и хорошие родители, они очень любили меня и баловали, особенно папа, и не мучили меня наставлениями и нравоучениями. К их огорчению, я была очень болезненной девочкой и много времени проводила в постели, то с ревматизмом, то с почками. Любила всякую живность, и у меня в комнате постоянно жили и рыбки, и канарейки, и котенок, и даже кролики, пока их не убрали из-за очень уж крепкого запаха...

Мы жили в большой просторной квартире, во всех комнатах было много книг, а у папы в кабинете еще всегда было полно журналов на иностранных языках. Папа получил очень хорошее образование и читал и говорил на нескольких европейских языках.

В нашем доме часто собирались интересные и знаменитые люди: маршал Тухачевский с женой Ниной Евгеньевной, командарм Иона Якир, Ян Борисович Гамарник, он жил над нами, а его единственная дочь Виктория была самой моей близкой подругой. В нашем доме познакомились Михаил Афанасьевич Булгаков со своей будущей женой Еленой Сергеевной, ее два сына – Женечка и Сережа тоже были моими хорошими друзьями. Бывала и Лиля Юрьевна Брик с мужем Виталием Примаковым и Осипом Максимовичем и много-много других людей...

Я очень любила ездить с отцом в Смоленск. Сейчас я вспоминаю с удивлением, что папа никогда не рассказывал мне ни о Гражданской войне, ни о себе в ней. Только много лет спустя, оставшись один на один со своей судьбой, я осознала роль моего отца в Гражданской войне и то, что был он выдающимся полководцем и воспитателем военных кадров. Что тебе сказать? Мои родители ушли из жизни, так и не успев рассказать мне о себе... Поэтому я так мало о них знаю...

Училась я в 110-й школе и в музыкальном училище Гнесиных, училась всегда хорошо и не огорчала родителей плохими отметками.

Папа всегда был блестящим, подтянутым, безупречно носил военную форму, помню его очень красивые руки, длинные пальцы. Мама мало занималась моим воспитанием, она была очень занята работой, и жизнь вокруг нее кипела... Как-то, помню, я спросила маму, почему мы живем так хорошо, у нас большая квартира, вкусная еда, есть домработница, автомобиль... А многие живут очень бедно, в страшной тесноте коммунальных квартир? У них никогда нет денег, дети считают копейки, а мне папа частенько дает сто рублей, чтобы я купила себе книги... Мама помрачнела и после паузы принялась объяснясь мне, что наш папа очень много сделал для победы революции, и теперь страна воздает ему должное. Сам папа ничего не берет, он все получает от правительства. Не знаю, убедила ли меня мама, но больше я таких вопросов ей не задавала...

Мое сказочное детство мгновенно оборвалось летом 1937 года. Первым был арестован командарм Виталий Примаков, потом застрелился Гамарник, а через несколько дней арестовали всех крупных военачальников, и отца, конечно, тоже. Жен арествованных с детьми выслали в Астрахань. Я плохо понимала всю глубину происшедшей катастрофы, очень беспокоилась о своей живности, которую мама разрешила взять с собой. Я везла кенаря, подаренного мне Лилей Брик, рыбок, черепаху, котенка, они доставляли мне массу хлопот. Мне было в ту пору тринадцать лет...

В Астрахани я встретила своих подруг – Вету Гамарник, Светлану Тухачевскую. Мама с присущей ей энергией взялась за устройство нашей жизни. В заброшенном гараже, который ей выделили вместо квартиры, мама оборудовала несколько вполне приличных комнат и даже уютно их обставила. Была с нами и наша милая домработница Машенька – святая женщина, бывшая монашка, безгранично преданная нашей семье. 1 сентября мы, дети, пошли в школу, a 5-го числа вечером к нам во двор вошел военный. Мама быстро встала ему навстречу, сказав нам: «Это за мной!»

Да, это за ней... Обыск со всеми формальностями, и маму увели. Мама несколько раз спрашивала у военного, что будет с ее дочерью? Он хмуро отвечал, что ничего не будет, никуда не денется. Но он врал. Спустя час пришла машина и увезла меня. Все кончилось…